– Ты потише… потише… А то решит, что убивать сейчас начнешь, – усмехнулся Данил. Он уже оправился от неожиданности и теперь откровенно посмеивался. А кроме того – испытывал некое чувство превосходства над этим человеком. Странно было смотреть на него и знать, когда и как он умрет, какая судьба его ожидает. Бабка Ванга, да и только…
– Ты чего улыбаешься? – прошипела Юка. – Они же рабами торгуют! Как этот… Керимов!
– Кстати, может от него и возят, – ответил Добрынин, которому эта мысль вот только что вскочила в голову. – Вернее – возил. Керимова нет – рабов нет. Но он еще каналы найдет, не сомневайся.
– Так что тут веселого?
– А я просто знаю, как он закончит, – наклонившись к девушке, сказал Данил. – Мы же этот караван и раздавим. И не далее как через три года, в тридцатом. А самого Барыгу китаец Ван Ли убьет летом тридцать третьего. Километрах в семистах к северу отсюда. Вот название поселка, увы, не помню…
Юка с каким-то священным восторгом посмотрела на него.
– То есть ты это действительно знаешь?..
– Я знаю, потому что сделал это сам, – кивнул Данил. И усмехнулся: – Ну и как тебе, с провидцем жить?
Юка поежилась:
– Нет… я знаю, конечно, откуда ты взялся – но чтоб вот так… Как-то странно все получается…
– Река времени, – пожал плечами Данил. – Я-то привыкший – но тоже нет-нет, да и кинет в дрожь…
– А не можем мы его сейчас сами… – задумчиво произнесла она, поглядывая на торгаша. – Ну… того…
– Не можем, – отрубил Данил.
– Почему?! За три года он дел-то еще каких наворотит!
– Категорически нельзя. Убьем Барыгу – изменим течение времени и события. Он не приедет в Сердобск, а значит, в Убежище не появится оружие и патроны, не привезет китайца, не будет первого боевого крещения у Даньки-младшего… Да мало ли чего еще не случится – или случится не так, как должно. Мы сейчас с этого Барыги, как ни странно, должны пылинки сдувать, – ухмыльнулся Добрынин. – А ты говоришь – того… Даже и думать не смей.
Юка вздохнула, но вопросов больше не задавала.
Наконец принесли ужин. И шашлык, и все сопутствующее было выше всяческих похвал. Тушенка и каша изрядно надоели, и они слопали по две порции. Юка на этом остановилась, а Данил, отдуваясь, заказал еще одну. Расправляясь с ней, он вдруг заметил стоящего у дороги и во все глаза глядящего на них пацана. Присмотрелся – тот самый, безбилетник! Стоит, рот открыл, куски глазами провожает. Аж не по себе стало, настолько голодным был его взгляд.
Сообразив, что его заметили, мальчуган дернулся и нерешительно побрел к веранде. И столько робости, столько беззащитности и отчаяния было в его одинокой фигурке, что Данила дрожь пробрала. Вот скотина, а ведь он еще заставил пацана на крыше ехать…