Глэдис и Мэй бросили все и помчались туда. Мэй вбежала первая и замерла на пороге.
— Уходи, не смотри туда, — бросила она через плечо, — Лучше не пускай сюда детей.
— Я изучала медицину, Мэй! — возразила Глэдис, — Пусти меня, мне надо посмотреть. Не бойся, в обморок не упаду, — добавила она, увидев, что женщина колеблется.
Картина была в самом деле ужасная. Боб катался по полу, подвывая, как раненый пес. Вся передняя сторона левой руки и частично бок были обожжены. Середина ожога была страшного иссиня-черного цвета, ее окаймляла красная зона, покрытая большими пузырями. К краям зона светлела. Джо, белый, как полотно, невнятно бормотал, бескровными губами. Из его бессвязных оправданий Глэдис поняла, что они ковали наконечники для стрел, Джо отковывал куски железа в бруски, а Боб отсекал от брусков по кусочку и придавал им форму. Один из брусков у Джо упал и откатился к горну. Юноша этого не заметил. Через некоторое время Боб понес к двери ведро с готовыми поковками, и случайно наступил на этот злосчастный брусок, который покатился, как ролик, под ногой кузнеца, и он чуть не упал в горн, но успел подставить руку. К счастью, Боб работал без кот, и дело не осложнилось горящей одеждой, но и без того положение было не из легких. Бок пострадал меньше, хотя и там вздулись волдыри. Мэй хотела их вскрыть, но Глэдис не дала, предупредив, что так можно погубить больного. Ожог на руке был очень серьёзным. Глэдис было ясно, что обугленные ткани нужно удалить, иначе они будут отравлять близлежащие, и может развиться газовая гангрена. Она закусила губу: опять хирургия! Обезболивающие, антибиотики, где вы! Нет даже хирургических инструментов. Боба отвели в дом. Он непрерывно стонал. Плита в кухне к счастью, была горячей. Глэдис велела нагреть воды, принести чистого полотна и острый нож.
— Джо, найди что-нибудь тяжелое, желательно не железное. Ты должен ударить отца по голове так, чтобы он потерял сознание, — сказала она юноше, — Тогда ему не будет больно. Сможешь?
Парень кивнул. Операция длилась недолго и прошла хорошо. Глэдис ухитрилась не задеть крупных сосудов, а Джо удачно ударил Боба по голове дубовой скалкой, так что кузнец пришел в себя только после того, как Глэдис закончила. Мэй не вмешивалась, видимо, поверив девушке. По окончании они вместе укутали руку и торс Боба в полотно.
Последовавшие за этим дни были сущим кошмаром для семейства. Боб испытывал сильные боли. Глэдис удалось немного облегчить их с помощью вытяжки из маковых зерен (пришлось вспомнить основы фармакологии и историю медицины — курсы, которые она с интересом прослушала в университете, но не придала им особого значения), потом поднялась температура. Повязки меняли так часто, как только позволяли запасы полотна. Обнадеживало то, что признаков гангрены пока не было. Джо никто ничего не сказал, но на парне и так лица не было. К счастью, основную часть заказа они сделали вдвоем, так что теперь юноша мог работать в кузнице один. Он уже достаточно знал и умел. Но ему нужно было помогать — раздувать мехи. За это взялась Мэй. Домашние дела легли на Хильду. Глэдис помогала, как могла, но заботы о больном отнимали у нее много времени и сил, девушка отходила от него очень редко и ненадолго. Один день выдался особенно тяжелым. Боб почти все время был без сознания, но, по крайней мере, не страдал от боли. Он только лежал и тяжело дышал. Ночью Глэдис, сидя рядом с больным, услышала приглушенные всхлипы. Девушка встала и пошла в кухню. Мэй лежала на сундуке и плакала, уткнувшись лицом в подушку. Девушка обняла ее.