Хондо, сильно припадая на ногу, продолжил путь. Осталось немного. Вскоре они увидят, вырастающую над нижним лесом гору Изгнанников, куда держат путь. Там они смогут отдохнуть, набраться сил, зная, что им никто не угрожает, и тогда Хондо решит, что делать дальше и кто станет новым вождем племени интрайдов, Наездников Солнца.
Горящее сердце не давало Джайе покоя. Он смотрел на потрепанную израненную серую толпу, в которую превратилось некогда великое племя Наездников Солнца, и его душа разрывалась от боли, а сердце воспламенялось. Он никак не мог понять, почему так получилось, что кто-то из интрайдов смог предать племя, вскормившее его, давшее ему предназначение, заботившееся о его потомстве. Как они смогли пойти против заветов предков, против впитанной с молоком матери веры в непогрешимость старших?.. Джайя всматривался в согбенную спину вождя племени, Хондо, в его порыжевшие от горя и боли иголки и не понимал, как вождь смог такое допустить. Почему он не разглядел в спинных иглах интрайдов предателей и не вырвал иглы из их тел, предав тем самым изменников позорной смерти? Как он мог оказаться столь слеп, что допустил изгнание Наездников из родного гнезда?
И вместе с этими невеселыми мыслями в душе Джайи зрела уверенность, что он должен что-то сделать. Не может он вот так просто плестись вслед за всеми, принимая позорный статус изгнанника. Он чувствовал, как горит его сердце. Может, это и есть тот самый гневлец, о котором говорили старшие. Если уж вождь ничего не может сделать и смирился со своей участью, то они, юные герои, будущие Наездники, вернут дом племени или, по крайней мере, покарают предателей. Так всегда поступали герои прошлого. О подобных подвигах сказывали в легендах. Так сделал бы Шазги, прозванный Пламенным Сердцем, герой древности, кем Джайя восхищался с колыбели трайс.
Джайя все для себя решил, но стоило посоветоваться с Мышатой и Зикомо. Поддержат они его или еще слабы духом, чтобы идти на подвиги. Мышата, конечно, еще хлипок телом, да и душою слякотен, но есть в нем внутренний стержень. Только пока испытывать его не доводилось. Зикомо – твердый, словно камень Лысой скалы. Если уж что решил, то от своего не отступится. Но рассудителен не в меру. Сначала все обдумает, посмотрит с разных сторон, взвесит, а уж потом начнет действовать. Но тогда уже его никто не сможет удержать. Зикомо больше всех напоминал героев древности. Он способен на подвиги.
Найдя взглядом в толпе плетущихся подавленных интрайдов друзей, Джайя догнал их и зашагал вровень. Коротко пересказал, что удумал, стараясь говорить негромко, чтобы кто посторонний не услышал. Да все время поглядывал на учителя Тембу, смурного, со спинными иглами траурного пепельного цвета. Как бы он чего не услышал. Ведь прознает, устроит мальчишкам такой разгоняй, что вовек забудут как подвиги совершать на голодный желудок.