– Князя Оболенского взяли.
– Пущин арестован.
– Пестеля провозили через Москву.
– Дмитрий Столыпин покончил с собой в своем Середникове.
– Челищева, что родственником Платону Богдановичу Огареву приходится, ночью увезли.
– Владимир Одоевский держит наготове шубу и теплую шапку, ждет, что вот-вот возьмут…
Близилось рождество. Праздник. А разговоры не праздничные.
– Неужели казнь? – спрашивал Саша Ивана Евдокимовича.
Протопопов пожимал плечами и, поднимая глаза от книги, говорил назидательно и пространно:
– После Пугачева в России не было казней. Но разве вы не знаете, что крестьяне умирают под кнутами, а солдат, вопреки закону, до смерти гоняют сквозь строй.
Так прошел январь – святочные гулянья, гаданье под крещенье. Шумно, но невесело, и как-то мимо Сашиной души. В зале стояла огромная елка, блестели цепи, пестрели флажки, в белых гипсовых домиках горели свечи и загадочно поблескивали слюдяные окошки – зеленые, красные, синие. Пахло лесом, летом, счастьем. А счастья не было.
Страх распространился по России. Боялись сказать слово участья о несчастных, а еще вчера многих из них называли друзьями и за честь почитали пожать руку.
Саша смотрел на взрослых с каким-то отчуждением, ему стыдно было за них, и он почти все время проводил один в своей комнате. Писал, читал и думал, думал…
Февраль наступил неожиданно – морозный и солнечный.
Утром, отхлебывая кофе, Иван Алексеевич сказал Луизе Ивановне:
– У Платона Богдановича Огарева матушка скончалась, в доме суета. Он сына своего нынче к нам пришлет.
Саша, погруженный в свои мысли, не обратил внимания на слова отца. Последнее время он вообще старался не вслушиваться в то, что говорят взрослые. И когда к подъезду медленно подъехали сани, Саша равнодушно смотрел в окно… Вот Зонненберг помог Нику вылезти из саней, одернул на нем шубку, отороченную мехом, и потянул ручку звонка.
Саша слушал дребезжание звонка, возню в передней и думал о том, что день сегодня пройдет в скучных разговорах – надо же чем-то занимать гостя.
Карл Иванович ввел Ника в Сашину комнату, церемонно, с немецкой учтивостью, поздоровался и, оставив мальчиков одних, вышел.