– Она назвала меня кокеткой.
Произнеся это слово, Таня округлила глаза, видно, и до сих пор оно звучало для нее страшным, обвинением. В ее рассказах, движениях было столько юной грации, что казалось, от нее исходили живые токи, заставляя всех молодеть и веселиться. Даже Иван Алексеевич оживился. Шутки его были незатейливы, но сегодня и они забавляли всех.
– А что, Танюша, – спрашивал он, – есть у вас в Корневе такие люди, как Карл Иванович Зонненберг? Все смеялись, а Иван Алексеевич, довольный, продолжал:
– А родится у вас в Корчеве такая репа, как в нашей матушке-Москве?
И снова взрыв смеха – так легко вспыхивает пламя разгоревшегося костра, когда в него подбрасывают сухую ветку.
Таня отвечала невпопад, смеялась, путая русские слова с французскими, и это тоже казалось Саше необыкновенно милым. «Что же такое? – думал он. – Она мне такой же друг, как Ник. Я могу обо всем рассказать ей. Но почему мне все время немного жаль ее и хочется защищать? От кого? От чего?..»
А от Ника по-прежнему ни слуху ни духу. Как же так? Нет, видно, не суждено Саше стать его другом! Но неужели можно забыть все, что было между ними, – и длинный день, проведенный вместе, и разговор на скамейке? Может, нет на свете настоящей дружбы и только Шиллер выдумал ее? Но ведь у Шиллера был друг. Они дружили с Гёте до самой смерти, их даже похоронили рядом…
А тут еще Иван Евдокимович сегодня, как назло, не пришел. Простудился, наверное, вчера жаловался, что горло побаливает. Прождав его до одиннадцати часов, Саша спустился в гостиную. Иван Алексеевич с годами стал скуповат, велел экономить на дровах и свечах, все зябли и кутались в платки и шали.
Таня сидела на диване, поджав под себя ноги и накинув на плечи пуховый деревенский платок, перенизывала на новую нитку гранатовые бусы. Саша остановился возле дивана, глядя, как ловко ходит в ее руках игла, подцепляя мелкие зернышки бус. Но эта ловкость и монотонность движений вызвала в нем раздражение.
– И что за охота тратить время на вздор? – сказал он. – Отдай кому-нибудь донизать свои бусы. Неужели нет занятия подельнее? Вот мы начали читать Гёте и до сих пор не одолели и начала. Я принес книгу, будем продолжать.
Таня согласно кивнула головой, но бусы не оставила; длинная темная ниточка струилась по дивану.
– Да брось ты рту дрянь! – не на шутку рассердился Саша.
Таня с удивлением посмотрела на него и вспомнила, как Луиза Ивановна еще в детстве не раз повторяла, глядя на сына: «Яковлевский нрав».
– Работа не мешает мне слушать, – спокойно отзетила она. – Садись и читай.