Солдаты сложили сказку. Однажды уговорил чёрт солдата продать свою душу. Солдат согласился, с условием, что чёрт отслужит за него срок — двадцать пять лет. Стал чёрт солдатом. Но недолго служил. Скоро ему от палок, зуботычин, муштры сделалось так жутко, что он бросил к ногам солдата всю амуницию и, забыв про многострадальную солдатскую душу, поскорей убрался в ад.
Служить в столичных полках становилось всё труднее. Аракчеев сам подбирал для них командиров, которые, «беспрестанно содержа солдат в труде и поте, выбьют из них дурь».
Не таких впечатлений хотелось Пушкину. Он мечтал о другом. Ходили слухи, что Россия объявит войну Турции, чтобы освободить греков. Не раз приходилось слышать толки:
— Что, батюшка, говорят, будто наши идут в Туречину?
— Пустяки.
— То-то, родной. Вот уж три года нет от моего грамотки.
— А где твой муж?
— Погонщик в Могилёве.
— Присылает он тебе что?
— Малое дело, батюшка. Да и где взять солдатушке.
А что, если действительно пойдут «в Туречину»? Об этом говорили и в свете. Тогда надо служить на юге, поближе к тем местам.
Случай, казалось бы, представился. Как раз в это время один из знакомых Пушкина, генерал Павел Дмитриевич Киселёв, получил назначение на Украину, в подольское местечко Тульчин, и пообещал Пушкину, что возьмёт его к себе.
О Тульчине Пушкин слышал от приезжающих офицеров. Местечко невелико, но красиво. Это владение графа Мстислава Потоцкого перешло к России от Польши. Там великолепный дворец и обширный парк, где хозяин разрешает бывать и офицерам. В Тульчине квартирует штаб 2-й армии. Молодые офицеры собираются по вечерам в доме Пестеля, адъютанта главнокомандующего, и в других домах. Есть и светские развлечения.
Александр Иванович Тургенев писал Вяземскому, что Пушкин «не на шутку собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и бредит уже войною». Слух об этом дошёл и в Неаполь к Батюшкову.
«Жаль мне бедного Пушкина! — писал Батюшков Гнедичу. — Не бывать ему хорошим офицером, а одним хорошим поэтом менее. Потеря ужасная для поэзии».
Это было в конце мая, а в начале июня Пушкин тяжело заболел. Его вновь посетила старая знакомая — горячка. Он метался в жару, ему обрили голову. Снова, как и год назад Лейтон ни за что не ручался.
И опять сильный организм поборол болезнь.
Я ускользнул от Эскулапа
Худой, обритый — но живой:
Его мучительная лапа
Не тяготеет надо мной.
Здоровье, лёгкий друг Приапа,
И сон, и сладостный покой,
Как прежде, посетили снова
Мой угол тесный и простой.
Болезнь несколько поумерила его воинственный пыл. К тому же из Тульчина ему не слали вестей. Генерал Киселёв не торопился. Когда же Пушкин пожаловался на него другому генералу — Алексею Фёдоровичу Орлову, то услышал в ответ: