На брегах Невы (Басина) - страница 50

— Тульчин вам ни к чему и военная служба тоже. В Петербурге ли, в Тульчине ли — служба везде служба. Вам надобно романтики, а это пот и кровь. Сказывают, под Харьковом в Чугуеве восстал уланский полк. Противятся начальству, не желают военного поселения. Не угодно ли вместо подвигов усмирять бунтовщиков…

Орлов знал, что говорил. Он сам командовал конным гвардейским полком и видел, что творится в армии. Возражать было нечего. Пришлось согласиться.

Десятого июля переводчик Иностранной коллегии Александр Пушкин получил разрешение выехать из Петербурга, но не в Тульчин, а в «здешнюю губернию» по собственным делам. В тот же день он отправился в псковскую деревню своей матери — сельцо Михайловское — «под сень дедовских лесов».

Он ехал не только «без долимана, без усов», но и без волос. Волосы после болезни едва начали отрастать.

После тихой псковской деревни — Михайловского, мира лесов и полей, Петербург показался Пушкину ещё шумней, суетливей, чем прежде. Уже третий год жил он в Петербурге и знал этот город не только с парадной стороны. Он знал его будни. Они врывались в жизнь «высшего круга», переплетались с нею, властно заявляя о себе.

Рано утром, когда светские красавицы и франты возвращались с балов, по петербургским улицам уже громыхали гружёные телеги, спешили молочницы с кувшинами, разносчики с лотками.

С раннего утра город был оживлён.

Не спала Коломна. В мелочных лавочках, где торговали всем на свете, толкались кухарки и те непритязательные коломенские обыватели, которые сами закупали себе провизию и сами варили свой обед. Их не смущало, что сахар здесь попахивает мылом, а сладкие пироги селёдками. Они привыкли к этому.