Палач ухмыляется, будто знает, о чём я думаю и разворачивает меня спиной к себе. Вспарывает клинком ткань комбинезона и нетерпеливо тянет вниз трусики. Одной рукой цепляется в волосы, заставляя вскинуть голову, а второй сильно давит на поясницу так, чтобы спина выгнулась. Освобождает член из брюк, прижимает между моих сильно сведенных бёдер, будто решая, куда пристроить эрегированный член. Смеётся и одним толчком заполняет моё лоно, непроизвольно сжимающееся от неприятных ощущений.
Ожесточённо двигается, вбиваясь с каждым толчком до упора, и не даёт отстраниться, лишь ещё сильнее дёргает волосы на себя. Кажется, что вырвет их вместе с клочьями окровавленной кожи и даже тогда не успокоится, найдёт, за что ещё уцепиться, чтобы разорвать в клочья, пока долбится в меня, громко покрикивая.
Его рука сжимает моё бедро будто щипцами, член раз за разом выходит из меня и вновь проникает в разгоряченное сухое лоно. А внутри меня раздирает мерзкое противное ощущение дежа-вю. Всё это уже было. Всё это происходит со мной сейчас. И возможно произойдёт еще и ещё, если только он не прикончит меня, сразу после того, как отымеет.
Внезапно он толкает меня вперёд так, что я лечу прямо лицом на приборную панель стола, больно ударившись щекой об неё. Поворачиваю голову и вижу, как он неторопливо застегивает брюки, ткань плотно облепляет его эрекцию, не скрывая ничего…
— Ты хотела долго и счастливо, Тайра..? Долго обещаю, да-а-а… Насчёт второго не уверен. Закончим позже, птичка… — Палач ядовито выплёвывает слова, хватает меня за руку и вновь тащит по коридорам, останавливается перед одной из дверей, открывает её и вталкивает меня внутрь.
Я лечу, лечу вперёд, не в силах удержаться на ногах, ожидая удара о твёрдую поверхность…
Но вместо этого чувствую, как пол мягко пружинит моё тело. Последний лучик света торопливо ускользает вслед за захлопывающейся дверью. Я кричу… Мой крик тонет, он исходит на нет, остается лишь гнетущая безмолвная тишина. Некоторое время я лежу без движения, чувствуя под щекой странное пористое покрытие, мягкое, но не настолько, чтобы проваливаться, утопая в нём.
Я осторожно поднимаюсь и бреду на ощупь, наталкиваясь руками на стены, сделанные из такого же материала. Стучу по ним рукой, кулак мягко отталкивается от стены и возвращается в исходное положение. То же самое и с полом. Обессилено опускаюсь на него и лежу с открытыми глазами, что ровным счетом ничего не значит, потому что вокруг меня абсолютная чернота.
Из моего горла вырываются судорожные всхлипы и рыдания, но отчего-то я их не слышу. Подношу руку ко рту, разинутому в отчаянном крике, который рвёт глотку и остается безмолвным. Ничего. В этой странной камере не слышно ничего. Ни единого звука. Будто комната пожирает любой шум, заключая меня в кокон абсолютной давящей тишины, разрывающей барабанные перепонки.