Священник кивнул, не глядя, и издал смешок, когда пробка, наконец, поддалась его усилиям. Я встал и прошёл на выход, Аманда возмущённо зацокала каблучками следом за мной и хлопнула дверью.
— Рик, — требовательно схватилась она за мою рубашку, притягивая меня к себе, — ты просто обязан узнать, что ещё скрывает этот святоша!
Лицо Аманды было полно решимости. Малышка не хотела останавливаться ни перед чем. Меня восхищало в ней это упорство и настойчивость. Больше, чем когда-либо хотелось сделать то, о чём она меня просит, и — одновременно — уберечь её от всей липкой и тёмной грязи с металлическим привкусом крови, в которой утопал Вольфах.
— И что я, по-твоему, должен сделать? — я поневоле усмехнулся и провёл большим пальцем по щеке, балдея от её отзывчивости, когда малышка потёрлась щекой о мою ладонь, глядя при этом так маняще, что, блядь… мгновенно спёрло в груди и стало тесно в штанах.
— Поколотить его, связать и…
— Фу, Ами… Связывать я предпочитаю только тебя.
— Рикардо, не притворяйся болваном. Ты должен выбить из него эти сведения, заставить его говорить..! Ты же не любишь священников, вот и отыграйся на нём!..
— Малышка, тебе нужно подрабатывать парламентёром в аду. К тебе будет выстраиваться очередь грешников, желающих продать свои душонки!..
— Прекрати паясничать, Рикардо!
Я прислонился к стене дома и засунул руки в карманы брюк поглубже, чтобы не давать им волю сейчас. Потому что точно не удержусь и сорвусь.
— Я не паясничаю, Аманда. Оставь старика в покое.
— Старик? Да какой он старик? Он всего лет на пятнадцать старше тебя.
— Он в душе старик. Думаешь, легко выслушивать предсмертные исповеди и нести груз чужих грехов, а?
— Но из-за его упорного молчания могут погибнуть люди. И, возможно, злодей останется безнаказанным!.. Остался…
— Судя по словам священника, сдохнуть должен всего лишь ещё один человечишка. А потом всё прекратится.
— Только не говори, что ты будешь стоять в стороне, сложив руки в брюки!
— Малышка, я уже это делаю. И собираюсь последовать примеру преподобного. Нажрусь как следует, чтобы забыть услышанное.
Аманда топает своей маленькой ножкой от нетерпения.
— Значит, нет?
— Да, крошка. Однозначное и громогласно нет. Хочешь, присоединяйся ко мне? Мы знатно повеселимся и вкусно потрахаемся.
Лицо Аманды вспыхивает и она, взметнув свои юбки, срывается прочь, бросив мне напоследок:
— Трахни свой кулак, Охотник!
Я стою у бревенчатой стены несколько минут, наблюдая, как удаляется вверх по улице крохотная фигурка Аманды. И через несколько минут вваливаюсь в дом священника. Он сидит за столом, на котором нет ничего, кроме шеренги пузатых, пыльных бутылей. Святоша умудрился выхлестать бутыль за несколько минут и упиться едва ли не вдрызг с одной бутылки. И хватает единственного взгляда на его понурое, постаревшее лет на десять лицо, чтобы понять — ему требуется помощь в уничтожении остальных бутылок. Я разворачиваю стул спинкой к себе и сажусь на него. Священник без лишних слов опрокидывает бутылку и толчком руки заставляет катиться её ко мне, а сам начинает возиться со следующей. Я не страдаю от излишка щепетильности, просто сбиваю горлышко о край стола и хлещу пойло прямо так, из разбитого стеклянного горла, чуть порезавшего мне губу острым краем.