Лекс велел перенести беднягу на стол, закрепил ему руки и ноги верёвками, напоил дурманящим отваром, засунул между зубами деревяшку и принялся за работу. Кровь, гной и смрад разлагающейся плоти были для него привычным делом. Раньше он противился лекарскому делу всем своим нутром, но руки и голова хорошо знали своё дело, и он смирился. Рабыня не кривилась от вида почерневшей зловонной плоти, не падала в обморок, а безропотно выполняла свою работу, помогая Лексу.
Если бы она не была той, кем она являлась, он бы непременно её похвалил и подумал бы взять её в ученики. Полноценным лекарем в Хендале она бы не стала, но в качестве помощника была бы незаменима. Лекс разозлился на самого себя за подобные мысли. Она — лишившая его самого дорогого в жизни, и она должна за это поплатиться. Нет большой разницы, насколько ценна её помощь. Когда он решит, что взял своё сполна, его рука не дрогнет.
— Он будет жить? — с надеждой спросил Керим.
— И даже сможет охотиться.
— Пусть луна упадёт на голову этому оболтусу! Я сам лишу его второй ноги вот этими руками, если ему взбредёт в голову подобное безумство! — возмутился отец страдальца. Керим отблагодарил Лекса, как полагается, и напоследок вложил в его ладонь золотистый кусок смолы турия. Лекс отвёл было руку назад, но Керим настоял.
— То, чем окуривают в борделях, и прости меня, чем торгую в лавке я, третьесортный товар. Это же чистейшие слёзы дерева любви. Самая холодная и неприступная девица не устоит и вознесётся вместе с тобой на волнах блаженства.
В Кериме проснулся торговец, и он принялся на все лады нахваливать то, что держал в ладони Лекс.
— Долгих лун, Керим. Я навещу твоего сына на днях.
— Долгих лун, Лекс.
Наконец, Лекс отделался от болтливого торговца, и решил заехать на рынок, пополнить запас трав и зелий. На всякий случай он пристегнул рабыню к телеге. Не доверял он её покорному виду, боясь, что она сбежит. Он знал, что сможет обнаружить её без труда благодаря связующей нити, но тратить на это время не хотелось. Кто знает, вдруг ей взбредёт в голову покончить с собой, и тогда никакая нить не удержит её от этого…
День промелькнул и исчез, растворяясь в закатном золоте. Мейрим было уже намного лучше, но всё же она была ещё далека от того, чтобы как и раньше, хлопотать по хозяйству. Она лишь отдавала распоряжения рабыне и, похоже, входила во вкус, изредка покрикивая на неё. Лекс скинул с себя одежду, переоделся, машинально проверил карманы грязной одежды и достал золотистый кусок турия, о котором он забыл в повседневной рутине.