Снаружи, действительно, долетал звон стали.
Сутки уже перевалили за двадцатый ан.
— Кто-то разбил лампу в коридоре! — услышал я голос от двери кубрика. — Зажгите фонари.
Мы дико посмотрели друг на друга. Страшно представить, что с нами будет, вырвись огонь на свободу. Кое-кто бросились вон из кубрика, на ходу накидывая на себя меховые куртки. У большинства из нас оружия не было. После долгих недель коротких дней и постоянного холода нашего ледового плена, урезания рационов, падения духа, возрастающего страха, постепенно приходящего понимания отчаянности и безнадежности сложившейся ситуации и, связанной с этим, озлобленности многих членов команды, начальство приняло решение разоружить людей. Впрочем, многие на всякий случай припрятали оружие.
— На нас напали! — услышал я.
— Нет, не может быть! — донеслось из темноты.
— Что происходит? — крикнул кто-то.
— Не знаю, — ответили ему. — Кто-то разбил лампу!
— В оружейную! — призвал чей-то голос.
В отличие от нас пани были вооружены поголовно, как офицеры, так и рядовые гвардейцы.
Филоктет осторожно приоткрыл дверь в коридор и осмотрелся. К этому моменту там уже было пусто. Он вышел и мы последовали вслед за ним. Немного тарларионового жира, вылившегося из разбитой лампы, всё ещё покачивавшейся на цепях, и растёкшегося пятном по палубе горело красноватым пламенем. Погасить такое возгорание было нетрудно, накинув куртку или просто затоптав. Куда большая опасность судну грозит с камбуза, где используется гораздо больший огонь. Не похоже было, что кому-то пришло в голову поджечь корабль. Скорее эту лампу, висевшую в проходе с низким подволоком, просто задели вооруженные люди, бежавшие по коридору. Другие лампы, попавшиеся нам по пути, были целы и никаких признаков поджога не наблюдалось.
Сверху до нас долетали мужские крики и звон стали. Похоже, в коридорах палубой выше или где-то в другом месте разгорелся нешуточный бой.
Потом мы услышали скрип большого люка расположенного на миделе, опускавшегося на палубу ниже, открывая трановый трюм. Для этой операции требовались усилия несколько мужчин, налегавших на рычаги двух брашпилей.
Мне говорили, что когда корабль покидал устье Александры, выходя на просторы Тассы, на его борту было что-то около двухсот тарнов, размещённых в трёх больших отсеках, занимавших существенную площадь на трёх палубах. Самым высоким было помещение, расположенное сразу под главной палубой и только оно имело прямой выход наружу через большой опускаемый люк. Два других отсека были расположены ниже, и для того чтобы выпустить птиц в небо, их сначала требовалось вывести по наклонным рампам в первое помещение. Тарн — птица крупная, опасная, агрессивная, по своей природе территориальная, так что на корабле для большинства из них были построены отдельные стойла или клетки. Других держали прикованными цепью за левые ноги, так чтобы они не могли дотянуться друг до друга. Часть из птиц, для которых не хватило места, буквально сбили в кучу, связав им крылья и клювы, освобождая только на время кормления.