Тирриниэль осекся и прислушался. Какое-то время стоял неподвижно, с силой стискивая похрустывающие от такого напора перила, но потом на его лице появилось непонятное выражение, а из груди вырвался долгий вздох.
— Что не так? — беспокойно повернулась Эланна, едва не позабыв, о чем сейчас говорила.
— Таррэн…
— А что с ним?
— Вы не слышите?
Рен Эверон обратился в слух. Какое-то время он ничего не понимал, потому что вечер слишком уж сильно полнился шелестом листвы, стрекотом цикад, порыкиванием эолларских львов. Но потом что-то изменилось в воздухе. Неуловимой тенью пронеслось над притихшими садами, заставляя крикунов умолкнуть, шебуршащихся у корней грызунов — неверяще замереть на месте. А самых чутких и понимающих — изумленно привстать на задние ланы и всем существом потянуться в сторону южного крыла, из которого полилась мелодия эльфийской флейты.
Рен Эверон ошеломленно моргнул.
Бездна… Неужели чужаки играют?! Неужели среди них нашелся кто-то, кто способен разбудить музу и упросить ее спеть для ценителей этого чуда?!
Леди Эланна, мгновенно растеряв свою холодность, ахнула:
— Как это, Таррэн?! Он что, поет?!
Тиль прикрыл глаза:
— Он играет… для Бел.
Леди Эланна оторопела. Точно так же, как оторопел растерянный и почти раздавленный новым знанием Сорен ал Эверон. Потому что это было невероятно… невозможно… немыслимо! Но темный лорд действительно играл! Тихую, печальную песнь, в которой только недалекий глупец мог не распознать тщательно укрываемого отчаяния!
Голос невидимой флейты будил странные чувства. Мелодия звучала во внезапно наступившей тишине, делясь своей болью с каждым, кто мог ее понять. Она беззвучно шептала в замершем от неожиданности лесу. Заставляла ветер сочувственно вздыхать. Молча вычерчивала в небе огненные знаки, настойчиво зовя за собой, обещая, умоляя. Она, как живая, разговаривала с миром. И, как путеводная ниточка, указывала дорогу к той, для которой была предназначена.
— Как красиво, — зачарованно прошептала Эланна, завороженная магией песни. — Что это, ллер? О чем он играет?
Тирриниэль поколебался, но потом все же решился и тихо, стараясь не перебить мелодию еще звучащей флейты, запел:
По серым дорогам в обрывках одежд
Бродит без сна одинокий скиталец.
Когда-то живой, полный сил и надежд,
Способный на песнь и чарующий танец.
Когда-то давно был он молод, красив,
Обласкан вниманием юных прелестниц.
Когда-то горяч был, безумно ревнив
И верил, что может познать бесконечность.
Он был на вершине, великий Творец,
Но вдруг это все потеряло значенье
Лишь оттого, что однажды во сне