Наши взгляды пересекаются, и мы сливаемся воедино.
Он смотрит прямо мне в душу, проникая внутрь.
А затем обратно.
Я крепко сжимаю его плечи.
Чтобы он был как можно ближе ко мне.
Дэр вздрагивает.
Лунный свет проливается на наши тела сквозь оконное стекло.
На мою кожу.
И на его тоже.
Его глаза, обрамленные густыми черными ресницами, закрываются.
Он засыпает.
Но посреди ночи он просыпается, и мы опять вместе, наши души и тела снова сливаются воедино, а потом снова и снова.
Каждый раз все играет новыми красками.
Каждый раз полон благоговейного трепета, наши обнаженные души открываются навстречу друг другу, каждый раз по-своему потрясающий.
Утром, когда я просыпаюсь, ослепительный солнечный свет обволакивает тело Дэра своими сияющими лучами. Но теперь его взгляд устремлен куда-то в сторону. В нем поселился стыд, а на сердце – вина.
– Теперь она мертва, – говорит мне Дэр, когда я спрашиваю о его маме, – но она не погибла вместе с Ричардом.
Но я спрашиваю у него совсем не о Ричарде.
Я не прошу Дэра еще раз озвучить то, что я и так знаю.
Он убил своего отчима.
И это свело его мать с ума.
– Теперь ты понимаешь, почему я не заслуживаю тебя? – спрашивает он, и в его голосе столько пронзительной хрупкости.
«Ты лучше, чем я того заслуживаю».
Он уже говорил мне это раньше, раз за разом, а я никогда не понимала, что именно он имеет в виду.
Теперь же я все знаю, но он все так же неправ. Я совсем не лучше, чем он того заслуживает, ни в коей мере, он очень сильно ошибается.
Дэр садится в постели, выпрямляясь в ровную струну.
– Поехали со мной, – внезапно говорит он, – давай покинем это место навсегда. Тебе не обязательно быть здесь, чтобы оправиться. Вместе мы найдем мир и спокойствие где угодно. Давай уедем вдвоем, Калла.
Но я ничего не отвечаю, и он расценивает мое молчание как вполне очевидный ответ, от чего его лицо в момент мрачнеет.
– Ты еще не готова уезжать, – понимает он.
– Дело не в этом, – медленно отвечаю я, – я бы уехала с тобой… если бы здесь больше не осталось ничего, что я должна знать. Разве это был твой единственный секрет, Дэр? – Мои ладони скользят по его груди, останавливаясь там, где бьется его сердце, бьется для меня одной. – Разве это было то самое, что ты скрывал от меня?
Он отрицательно качает головой:
– Нет.
– Есть что-то еще?
Он кивает.
Комната снова начинает вращаться вокруг меня, набирая обороты, и я убираю руки.
Я падаю.
Падаю.
И я не знаю, где мне предстоит приземлиться.
Вся жизнь – театр, а люди в ней – лживые актеры.
Жребий уже брошен.
Уже брошен.
Уже брошен.
Истина.
Она где-то совсем близко.