Так что ж? Долой остатки сожалений!
Насвистывает песенку Евгений:
Эй! от любви гори,
да не сгорай!
Играй же громче, музыка!
Играй!..
А в это самое время
В Библиотеке Святой Женевьевы —
Во чреве кита стеклобетонного, в изящной нише под арками благородными,
Среди студентов, раздавленных локомотивами солнца, для которых препятствие в виде тонкого оконца – ничто: вот и раскладывают они окна на ослепительные жаркие солнечные огни;
Татьяна пыталась сосредоточиться.
Пред ней пузатый том, а в нём статьи – как будто ни о чём.
«Рассеиваемый пуантилистской сверхпамятью, полихромный и искрящийся пейзаж придаёт дополнительный стимул, а точнее – приводит то, что мы видим на картине, к синэстезии».
Эх чёрт ему бы надо написать
Книга напоминает ей ведёрко с морепродуктами. Оно опрокинулось, и теперь фразы расползаются как дряблые жирные моллюски; она не в силах даже раскрыть раковинку и вытащить из неё мясо.
Нет написать ему будет сейчас по-дурацки
Мне до отъезда осталось два дня
Два всего дня я смогу продержаться
«Образ балерины у Дега несомненно сотериологичен: в её грациозности есть нечто мессианское, взывающее к мечте об утопической и вечной невесомости»
Что значит это всё какой дурак о боже
Ни слова в простоте сказать не может
Как смысл извлечь из этих криптограмм?
Татьяна убирает книгу в сумку
И трёт глаза – усталость отогнать;
Но тут в глазах салют и взрыв.
Как в день 14 июля —
Сосуды рвутся, как потешные ракеты.
Перетрудилась. Слишком много света.
Ох как устала я пошло все к чёрту
Где ты, моё внимание к предмету?
Как хорошо было Татьяне в Сан-Франциско!
Сияла вся, довольная собою,
Ложилась рано и спала сколько хотела;
Она уехала за океан одна,
и спутник никакой ей был не нужен:
Достаточно мечты, далекой и прекрасной.
Да и, пожалуй, длинных ног в придачу…
Но вспомнив Ленского, Евгения признанье,
и Ольгу
Ольга – с Энтони! О Боже! —
нет, ей не хочется всю жизнь с таким возиться…
А если взять Евгения с собой? нет, не решилась…
И только там, потом, Татьяна поняла:
одна уехав, верно поступила.
Жизнь в истине и красоте – вот идеал.
И выбрала сама его Татьяна:
чеканность бытия и красоту страстей,
всю жизнь сопутствующих человеку,
её накалом нежным, гордым согревая…
Да, это ей известно хорошо:
всегда глаза её слезами наполнялись
от красок, взмахов кисти – никогда
такие страсти не теряют обаянья;
и, глядя на любимую картину,
подумав о любимом живописце,
она сказать сама себе не сможет:
И чего это я в нём нашла
или смотри-ка отрастил брюшко
или сколько я потратила напрасно
сил и времени, глядя на него
Такие увлеченья не случайны.
Тут – красота, тут – правда, тут – призванье!