Ужель та самая Татьяна? (Бове) - страница 67

Так что ж? Долой остатки сожалений!

Насвистывает песенку Евгений:

Эй! от любви гори,

да не сгорай!

Играй же громче, музыка!

Играй!..



А в это самое время

В Библиотеке Святой Женевьевы —

Во чреве кита стеклобетонного, в изящной нише под арками благородными,

Среди студентов, раздавленных локомотивами солнца, для которых препятствие в виде тонкого оконца – ничто: вот и раскладывают они окна на ослепительные жаркие солнечные огни;

Татьяна пыталась сосредоточиться.

Пред ней пузатый том, а в нём статьи – как будто ни о чём.


«Рассеиваемый пуантилистской сверхпамятью, полихромный и искрящийся пейзаж придаёт дополнительный стимул, а точнее – приводит то, что мы видим на картине, к синэстезии».

Эх чёрт ему бы надо написать

Книга напоминает ей ведёрко с морепродуктами. Оно опрокинулось, и теперь фразы расползаются как дряблые жирные моллюски; она не в силах даже раскрыть раковинку и вытащить из неё мясо.

Нет написать ему будет сейчас по-дурацки

Мне до отъезда осталось два дня

Два всего дня я смогу продержаться

«Образ балерины у Дега несомненно сотериологичен: в её грациозности есть нечто мессианское, взывающее к мечте об утопической и вечной невесомости»


Что значит это всё какой дурак о боже

Ни слова в простоте сказать не может

Как смысл извлечь из этих криптограмм?

Татьяна убирает книгу в сумку

И трёт глаза – усталость отогнать;

Но тут в глазах салют и взрыв.

Как в день 14 июля —

Сосуды рвутся, как потешные ракеты.

Перетрудилась. Слишком много света.

Ох как устала я пошло все к чёрту

Где ты, моё внимание к предмету?

Как хорошо было Татьяне в Сан-Франциско!

Сияла вся, довольная собою,

Ложилась рано и спала сколько хотела;

Она уехала за океан одна,

и спутник никакой ей был не нужен:

Достаточно мечты, далекой и прекрасной.

Да и, пожалуй, длинных ног в придачу…

Но вспомнив Ленского, Евгения признанье,

и Ольгу


Ольга – с Энтони! О Боже! —

нет, ей не хочется всю жизнь с таким возиться…

А если взять Евгения с собой? нет, не решилась…

И только там, потом, Татьяна поняла:

одна уехав, верно поступила.

Жизнь в истине и красоте – вот идеал.

И выбрала сама его Татьяна:

чеканность бытия и красоту страстей,

всю жизнь сопутствующих человеку,

её накалом нежным, гордым согревая…

Да, это ей известно хорошо:

всегда глаза её слезами наполнялись

от красок, взмахов кисти – никогда

такие страсти не теряют обаянья;

и, глядя на любимую картину,

подумав о любимом живописце,

она сказать сама себе не сможет:

И чего это я в нём нашла

или смотри-ка отрастил брюшко

или сколько я потратила напрасно

сил и времени, глядя на него


Такие увлеченья не случайны.

Тут – красота, тут – правда, тут – призванье!