Ужель та самая Татьяна? (Бове) - страница 66

не руки: лапки, алы, как у птицы);

булавками утыкал он подушки

(чтоб ты ворочался, не мог заснуть ночами),

твой сон сложил он и убрал в комод

(а где ему ещё теперь есть место).

Вот зов реальности. Серьёзно:

что ж,

Её ты любишь.

Остальное – ложь.

Обо всём написал ей Евгений:

сколько мейлов и сообщений,

даже парочку писем почтовых.

и звонки, и записанный голос.

Бог ты мой

Неужто ещё есть лузер такой

Наговаривающий любовь на автоответчик?

Как низко мы пали с тобой

(Татьяна кажется мы пролетели мимо Почему бы

да, я тебя целую)

Ответа нет.

Лишь буквы мёртво смотрят вдаль.

Проходит время, остаётся лишь печаль.

И он надел свою печаль как капюшон,

И по широким улицам пошёл,

Печаль сера, кусается как шерсть,

Не оглядеться, вдаль не посмотреть,

Так дёргает за волосы, схватив за глотку,

Как некомфортно – боль, экзема иль щекотка,

А по ночам на столике ночном

Лежит печаль и говорит: «Уснём?»

Он на неё глядит, не может спать.

А утром снова ей:

Ты здесь опять?

Евгений, хоть в остервененье,

Но искушён в таких делах

И знает: дни печали сочтены,

Как и всего на свете. Капюшон

Сперва с краёв обтреплется немножко —

Кайма прорвётся, и полезут волоски, —

Хоть как реснички волоски тонки, —

Моль вечности догложет остальное,

И час пробьёт, и капюшон спадёт,

На улице иль дома, как придётся, —

Отрепья старые любви непережитой.

Но предпочёл бы он процесс ускорить,

потому что в этом капюшоне печали у него очень уж дурацкая рожа,

и он всё время говорит себе: что за чёрт, да ведь у меня с ней ни разу и не было, – так что же;

почему же эти тенёта держат его так крепко? О, поскорее, безымянные глодатели шелков, распускающие петли печали;

нельзя ли мне освободиться пораньше? а лучше прямо сейчас. Что вы за лентяи такие – мало того что так медленно работаете, так вашего прихода ещё и ждать нужно…

Ждёт-пождёт он до апреля.

Но в апреле ни одно

Не вылезает волокно.

А вот и май! Проснувшийся Париж

Выплевывает в небо птичьи стаи,

А нераскрытые каштановые почки

Висят как серьги изумрудные природы…

Евгений, выйдя прогуляться, видит,

что юбки девушек короче стали.

Как много длинных ног!.. И все такие

Горячие и юркие, как змейки.

Не слишком это радует Евгения;

но тут заметен знак выздоровления.

Ещё он носит на себе доспех,

хоть и разбит был под орех,

ещё ему приятно отупение

несчастнейшего в мире… Но терпение

к концу подходит; было б слишком рано

По барам прошвырнуться – но забыть,

Что жизнь не удалась,

и не ханжить, —

Использовать весенний шанс, быть может…

Пусть та ж печаль опять его изгложет, —

Но тот костяк, что звался им, не пуст, —

Он ожил, встрепенулся, полон чувств!