— За мной! — пообещал он, прикуривая от чьей-то предупредительно протянутой горящей папироски.
Первые затяжки страшно отозвались в голове, противным каким-то туманом стали перед глазами, шарахнули по мозгам, так что Славка на несколько мгновений малость ошалел. Но быстро все прошло, осталось лишь легкое головокружение.
— Этих не желаешь? — сунули ему под нос еще чего-то. — Всего треха за штуку… Освежает!
Нет, он не желал. От этого он и сбежал сегодня утром в школу, мимо этого, мимо Блуда… На секунду Славка представил себе его тошную дебильную рожу, и даже показалось, что это Блудова загребущая рука, мелко-мелко трясущаяся, вечно потная, с черной траурной грязью под желтыми прокуренными ногтями. Косячок был набит туго. Плотная бумажная гильза малость была даже обрезана, чтобы освободилось под травку побольше папиросной бумаги. Славке показалось, что у него остановилось сердце. Он ведь сразу понял, что это такое, но лишь теперь, оглядев всех новыми глазами, заметил, что это уже курят здесь два-три человека, старательно втягивая дым вместе с воздухом, совсем как недавно учил его Блуд. И того, кто протягивал ему косячок, Славка тоже узнал — Толик из десятого «Б». Вон и Генка — его приятель. А оба они задницу лижут этому Борику Юдину…
— Не желаю! — рявкнул он на Толика и почувствовал, что сердце снова пошло, застучало, зашумело толчками горячей крови в ушах.
Или это он психанул с полуоборота? Совсем нервы никуда стали!
— А чтой-то мы невоспитанные такие? — поинтересовался Толик и оглянулся, приглашая, значит, и дружка своего поучаствовать в интересном разговоре.
Генка намек понял, приблизился тихо, как кот, по-воровски сбоку, чтобы если, наверное, бить, так внезапно. Это у них, значит, заранее все отработано, чтобы беспроигрышно, наверняка. Как хоть они все пикеты у дверей миновали? А впрочем, какая разница?
Славка уже ничего не хотел, тем более обострять отношения сразу с двумя здоровыми и наглыми горлопанами из десятого «Б». Где-то, конечно, в самой глубине у него все же шевельнулось что-то похожее на вялый, задавленный протест, ну эта обычная мальчишеская боязнь, как бы ненароком не приняли за труса и слабака. Но плевать ему на все! Пускай хоть за Деда Мороза принимают…
— Прости… — буркнул Славка равнодушно и закашлялся.
Толик с Генкой сразу потеряли к нему интерес. Ну унизили слегка — не без этого, конечно, — потрясли за плечо, по щеке пошлепали грязной шершавой ладонью, — а как же им без этого, надо же до кучи, — и отстали. Славка сделал затяжку поглубже, отвернулся ото всех, вобрав голову в плечи, даже отошел на три-четыре шага, на сколько позволили кусты. Он не то чтобы обиделся, но все же не привык еще к такому обращению.