Человек бегущий (Туинов) - страница 113

А этот-то что здесь делает? И не курит, просто стоит, ежится на ветру в своей синей курточке. Славка аж обомлел, встретившись глазами с новеньким. Как его? Цуканов, что ли? Что он все подмигивает-то, как заговорщик?

— Ты чего? — удивился Славка.

— Хорошо… — шепнул ему этот Цуканов.

— Что тебе хорошо-то? — уточнил Славка уже раздраженно.

— Что это у него не взял, — чуть слышно, одними губами произнес Цуканов и покосился на Генку и Толика, которые делали свой страшный бизнес в двух шагах от него.

— Да иди ты!.. — отмахнулся от него Славка, все наконец-то сообразив.

Если такой правильный, пошел бы и заложил всех. Что, слабо? Чистеньким каждому охота быть, незамаранным. Или кинулся бы на этих хмырей, как на вражеский пулемет. Чему в школе только учат! Тоже, знать, слабо. Вот и толчется тут: хорошо, не хорошо… Откуда он взялся такой? И что в нем Груня находит?

Впрочем, на новенького обратили внимание и Генка с Толиком, послышалось их «что» да «как», пошло-поехало, значит, выяснение. Сейчас они устроят ему дознание не хуже гестапо. А Славке уже и на это плевать с высокой колокольни, как говаривал его дед по материнской линии. Хотя на все и вся не наплюешь, конечно, и он совершенно обалдел вдруг, потому что наконец понял, допетрил, скумекал: никуда ему от этого не сбежать, ну от Блуда, от травок его и колес, от дури. Все, приплыл, допрыгался!.. Раз уж в школу это пожаловало — треха за косячок, дорого, конечно, но ведь берут же, берут! — то где же спасение? Да провались оно! Ничего себе!.. Куда же теперь податься?

Славка затравленно огляделся, уже никого не видя возле себя, затоптал окурок впопыхах и кинулся вон со школьного двора. Он, кажется, ни черта уже не понимал в этом простом и в то же время сложном мире, под ясным этим, холодным осенним небом, в лучах слепящего негреющего солнца, в родном городе, где прожиты все четырнадцать таких понятных и таких наивных лет. Он отказывался понимать это.

Борик посторонился, пропуская какого-то психа, вылетевшего из ворот школы и сломя голову припустившего по улице. Не то где дают чего или вообще бесплатно выкинули? Да это, кажись, дружок Груни-меломана из восьмого «Б». Впрочем, кто его разберет? Разве разглядишь толком-то? Борик проследил за бегущим, пока тот не скрылся из виду, и вошел в школьный двор.

Странно пустынен он был, их жалкий, тесный, надоевший за десять-то лет дворик, словно не перемена сейчас. Или он опоздал? Борик взглянул на часы. Да нет, по всему выходит, что все-таки перемена. Но где же тогда публика?

Из-за жиденьких кустиков в дальнем углу двора показались фигуры Толика и Генки. Их наглые морды тупо и преданно вопрошали, не надо ли чего, мы, мол, здесь, всегда готовы… Но Борик сделал знак рукой, чтобы не подходили, — не до них. Надоели, все надоели! И вообще день сегодня с самого начала не задался. Какие-то всё неудачи, срывы, предупреждения… Мелочи, конечно, пустяки, а неприятно. Ладно погода еще, как говорится, благоприятствует. Хотя при чем тут погода? Какая разница, плохая она или хорошая, если все вон из рук валится с самого утра, кусок в горло не лезет, предчувствия дурные одолели, замучили… И разбудили его раньше времени. Вот ведь давно замечено: когда телефон звонит раньше будильника, непременно какую-нибудь мерзость сообщат. Слаб человек, мерзок — любит нагадить ближнему своему, хоть по телефону, хоть так, спешит, с ног сбивается, только бы скорее настроение испортить, поделиться гадостью. Все же справедливо поступали раньше правители, когда гонцу, принесшему дурную весть, голову отрубали. А звонил Тофик из рок-клуба, сорвалось у него, видишь ли! Вместо обещанных тридцати билетов сумел достать только десять. Лопух, дешевка, трепло!.. И ведь даже за этими крохами пришлось к нему домой аж на Петроградскую смотаться. Люди, люди же приглашены! А потом он не Тофик, дал обещание, надо держать, да и в обмен на каждый несчастный этот билетик, — что в нем? так, клочок бумаги с текстом и цифрами, — а кто-то что-то готовил ему, нужное, важное, каждый, разумеется, свое, за каждым выстраивалась целая цепочка. И вот все было на грани срыва, но Борик напряг, конечно, связи, поднял всех на ноги — с утра пораньше, как и его, с тепленьких постелек — своими настырными от безвыходности звонками, утряс, упросил, умолил, устроил. Двадцать недостающих билетов были выбиты им за два с половиной часа. Осталось даже время позавтракать перед школой, позвонить Лехе-рокеру, напомнить о десятипроцентных комиссионных за проданный мотоцикл и поболтать о том о сем с родителем. А если подумать, то за что он старается? За то, чтобы этот Алекс — юное дарование, хлипкий кумир молодежи, — чтобы он сегодня вечером выгодно продал себя со своим «Заветом» и со всеми потрохами? А впрочем, еще чего? «Завет» он никому не отдаст. Это его детище, и это он сам сегодня вечером будет пускать с молотка и «Завет», и Алекса, и красавицу Лиду в новом, — надела-таки, не устояла! — им сшитом платье. И это он устраивает смотрины, он наприглашал влиятельных людей, от которых зависит… Да все от них зависит! Захотят, и Алекс выше вшивенького ресторанчика с тараканами в солонках никогда не поднимется, а захотят — взлетит, на сколько духу хватит, хоть к господу богу выпишут билет. Это они, друзья или хорошие знакомые отца, с которыми он или в преферанс по субботам, или в баню по пятницам, они когда-то сосватали «Сюжет» в «Супер-варьете», они выводили на орбиту «Кабинет» и «Антиквар», они прямо за уши тянут сейчас «Криминал», они могут все в этом мире, а если не все, то многое, очень многое. Могут устроить рекламу — зашибись: газеты, радио, местное телевидение, афиши на стендах; могут, ведь могут сделать запись на фирме «Мелодия» и там могут, — в принципе, конечно, но есть у них выходы, — где-нибудь в Арканзасе — а что! — или в Калифорнии — «зеленую улицу красному року»! Могут и обратный ход устроить, смешать с грязью, вышибить из седла, зарыть — три метра грунта над головой, как когда-то зарыли «Пардон» или «Коронацию», и теперь кто ж о них помнит… А Алекс? Что Алекс? Мало ли их в пятимиллионном городе, способных мальчиков с идеальным слухом? Подумаешь, слух у него! Стихи он сочиняет, музыку!.. Да за одно это, за тех дядей, друзей отца, которые будут сидеть сегодня в зале, да этот Алекс должен ноги ему целовать! Но он целовать не будет, он ведь глупенький, тонкостей не понимает, примет как должное. Он думает, что все это даром, что деньги растут на деревьях, а пряники берут из буфета. Ладно, пускай подавится! Он везунчик, а таким всегда перепадает незаслуженный кусок с чужого стола. С чужого, потому что это вообще не для него, а для Лиды устраивается. То есть, конечно, не только для нее, есть и у Борика тут свой интерес, но и для нее тоже. Так что важен не Алекс, важно, чтобы она все поняла, правильно оценила. А что? Он и намекнет ей, если надо, подскажет, объяснит, введет в тонкости…