— По вопросам дисциплины, — сухо ответил историк и повернулся уходить.
Так он и отпустил его, как же! Борик уже заранее слазил в боковой карман пиджака, отделил на ощупь от общей стопки один билет, потом второй, — для такого дела не жалко! — так что был вполне готов к продолжению разговора.
— Андрей Владимирович! — позвал он историка. — Уже второй год у нас в школе существует своя рок-группа, но никто из учителей, ну, может, исключая нашу новую классную, никто почти нами не интересуется…
Все это он придумал, конечно, заранее. Ход был хоть и не ахти как оригинален, но ничего себе, почти беспроигрышный: прикинуться этаким брошенным всеми шлангом, несчастным сыном «Завета», поприбедняться чуток, чтобы в историке проснулись ею гуманные начала, а там куда ж он денется — придет, купится, согласится. Сейчас он ему разыграет сказочку о заблудшей овечке, о целой маленькой отаре заблудших овец, а уж пастырем кто не захочет стать после всего услышанного? И Борик сладенько изложил трогательную историю талантливых, никем не понимаемых, брошенных на произвол судьбы музыкантов, но, пожалуй, слишком уж пересластил, аж самому приторно стало, а историк отчего-то поморщился.
— Сегодня дебют на большой сцене, — вовремя решил он закончить. — Возьмите, пожалуйста, от нашего «Завета». Рады будем видеть вас в зале!..
Он даже решился было вторично поинтересоваться, зачем ему на педсовете надо обязательно появиться и нельзя ли отменить это дело, перенести, мол, такой день, премьера, можно и опоздать из-за этого педсовета, но историк перебил:
— Как, как ты сказал? Что еще за «Завет» такой?
— Ну я же только что вам… — растерялся даже Борик, но и растерялся-то все тем же сладеньким голоском, противно растягивая губы в какой-то дурацкой неотвязчивой улыбочке. — Наша рок-группа… Я там художественный руководитель… Как бы… Солистка Лидия Варенья…
Об Алексе он говорить ничего не стал, а то и без этого все ему да ему — надоел.
— Чей завет? — не унимался почему-то историк.
Вот ведь зануда! Борика и так перекосило всего в дрянной этой приторной улыбочке, от которой, наверное, теперь и не отделаться будет три урока подряд, а нужно, значит, еще и еще улыбаться.
— Ну как? — сквозь улыбочку удивился он. — Завет отцов…
— Каких отцов?
То ли придирается он, то ли вообще уже!..
— Ну отцов — значит, отцов… Старшего поколения… Так глубоко мы, конечно, не копали… — совсем зарапортовался Борик.
Прозвенел звонок. Историк взглянул на часы и торопливо сказал уже совсем другим голосом:
— Ладно. Спасибо! Может быть, и приду… Ступай на урок! Встретимся на педсовете.