— Может, все ж таки до завтра потерпит? — без особой, кажется, надежды уточнил Бориков отец.
— Не будем торговаться! — оборвал его Серега. — Ему же зачтется.
— Ты что, пап, правда, что ли, с этими меня? — почуяв неладное, заныл опять Борик, даже слеза скупо блеснула в его настороженных глазах.
— А ты думал? — удивился его отец. — Я тебя предупреждал или нет? Предупреждал? Отвечать!
— Да я… Да нет же!.. — забормотал Борик.
— Что нет? Что ты там мелешь? — презрительно перебил его отец. — Любишь кататься, люби и под машиной валяться! Иди-ка вот сам и выкручивайся. Давай-давай! И советую все им сказать и отдать. Дурак! Выскочка!
— Дина! — крикнул Борик, обернув свое растерянное лицо в ту сторону, куда ушла женщина. — Слышишь? Он меня с ними!.. Дина, скажи хоть ты!
Но никто даже не отозвался ему. Или все же она на мать? Грушенкову пришлось уступить место на ящике Борику, потому что тот постоял, постоял, подождал и, не дождавшись милости, поплелся обуваться. Пальцы его не слушались. Металлическая ложечка несколько раз выскакивала и ударялась с неожиданным, пугающим звоном об пол.
— Вы надолго его? — уже в дверях спросил Бориков отец Серегу.
Тот пожал плечами и подтолкнул легонько все еще, кажется, упирающегося Борика в спину.
— Не знаю, — сказал он все-таки.
И дверь за ними наконец-то захлопнулась.
Пока медленно спускались по широченной пологой мраморной лестнице, Грушенков думал о том, почему же ему жалко Борика? Вот ведь жалко, и все, необъяснимо. И вместе с тем было что-то приятное в том, что он видел его падение, что власти Бориковой больше не было над ним, что вот сейчас найдут они всех гадов, передавят и выведут на чистую воду, и, может быть, кого-то из них даже упекут в тюрьму… Хотя в тюрьму, конечно, слишком круто… Ну, короче, найдут им наказание по заслугам. И еще… Грушенкову странно было, но ведь и вправду каким-то образом он увязывал уже все это со Славкой Протасовым. Нет, точно! Вот изведут они всех мироедов, до Блуда доберутся, до Генки с Толиком, ну всех-всех вообще, и Славку спасут. А что? Вполне возможно…
— Сколько тебе лет? — спросил Серега, и голос его прозвучал очень громко и гулко в просторном этом подъезде.
— Шестнадцать… — вяло отозвался Борик. — Какая разница…
— Вот видишь, сколько уже в долг у родины живешь! А когда отдавать? Пора, пора, милый мой!.. — ворчливо проговорил Серега, выходя уже на улицу.
* * *
Борик промолчал. Отдавать отец не учил. Впрочем, все это болтовня одна — долг, родина… Для таких вот прямолинейных болванов, как этот Бологов. А он и без отца знает, что отдавать глупо.