Человек бегущий (Туинов) - страница 3

Какой-то чудик, ну прямо псих, промчался на велике — вся спина в грязи. Грушенков проводил его быстрым взглядом. Наверное, этот костюм ему придется тоже часто стирать — слишком светлый. Зато фирменный, о таком мечтал два года почти, извелся весь, мать затиранил — купи да купи. Ему-то что, что денег нету! Это у матери-то? Купила же все-таки. Теперь бы плейер еще… Но это почти недостижимо после костюма, после кроссовок, да и брат вот-вот из армии приходит — мать для него деньги придерживает. А с плейером бы — кайф: бежишь эдак себе, бежишь, с понтом деловой, под шапкой наушнички, маленькие, с поролоновыми прокладочками, магнитофончик сам легкий, как… в общем, все путем, легче некуда, чуть больше кассеты, мотается на груди, на таких черненьких тесемочках — сколько раз видел у негра, когда бегал по Юсуповскому садику — и музыка, музыка в ушах. Впрочем, что негр? Грушенков даже держал такой плейер в руках. У этого Борика всё есть. Где достать денег? Опять же для Борика — за те две кассеты с рок-группой «Криминал» и с записью последнего рок-фестиваля на Рубинштейна. У Борика там свои люди, все схвачено — записать, переписать не проблема. Пришел, сел на первый ряд, поближе к колонкам, врубил свой магнитофончик… И кайф ловишь, и пленка крутится. Как вообще туда люди попадают, как билеты достают в этот рок-клуб? Хотя Борик достанет. А Грушенков уже сколько раз приходил под двери Дома народного творчества, тусовался, лазал по каким-то подворотням, пытался, значит, перехитрить матерых бездушных оперотрядников с красными на рукавах повязками, подолгу стоял в немой тоске, созерцая сквозь стеклянные двери овальное зеркало в гардеробе, мощный золоченый багет, слушал отголоски музыки и возмущался в душе, если кто опаздывал к назначенному часу. И ведь хоть бы кто попался ему с лишним билетиком, какой-нибудь лопух-благодетель, так нет же! Или хоть в щелочку что увидать. Держи карман шире! Ага… Если и был где рай на земле, то Грушенкову он представлялся иногда залом рок-клуба, куда входят все эти счастливцы с билетами, все эти мальчики, подстриженные по моде, панки с большими булавками на куртках и штанах, с подбритыми висками, металлисты с цепями на груди, красивые девушки с горящими глазами, немного воображалы, конечно, но ведь их можно понять — они имели билеты  т у д а.

Он не заметил, как повернул у Литейного, спохватился уж возле Летнего сада. Вдох-выдох, вдох… Ноги несли послушно, мелькали голубые замшевые носки кроссовок, болтался помпончик на шапочке, мягко, ласково торкаясь в голову то с одной, то с другой стороны. Вдох-выдох… Мать денег не даст. Тут и думать нечего. Отцу позвонить? Не стоит. Отцу — в последнюю очередь, да и помнит ли он о нем, о своем сыне? Занять тоже не у кого. Может, правда, у новенького? У него еще не занимал. Кажется, еще тот лопух — «Циферблат» от «Прессинга» отличить не может, да что там — ему что тяжелый рок, что диско, как с луны свалился, темнота. Да есть ли у него магнитофон дома? И вообще какой-то он псих, юмора не понимает… Грушенков в плане проверки на вшивость в первый же день вынул из-под новенького стул в классе, но даже не успел посмеяться вдоволь. Этот шизик как дал ему под дых — полчаса кисло в животе было. Откуда у таких деньги-то? От верблюда, ага. Небось до сих пор по двадцать копеек в день у родителей послушно на завтраки берет. А вырастет — жена ему будет рубль по утрам в штаны совать — на обед из трех блюд и на сигареты, как мать Грушенкова когда-то своему последнему мужу, его, значит, отцу, от чего он скорее всего и ушел. С таким, как этот новенький, за одной партой сидеть — тоска собачья. Отличник он, что ли? Ох, и не любил же он отличников!.. А Борик шутить не будет, после уроков подождет, поглумится по-тихому и процент накинет. Славка тоже не даст, даже если есть. Друг-то он друг, но про Борика слышать спокойно не может. А что такого? Музыка — она денег стоит. Да и все остальное — магнитофон там или плейер, усилитель, колонки — тоже не бесплатно. Даром только двойки в дневник ставят. Это, правда, пока брат из армии не вернулся. За тройку — и за ту придется попахать, книжки читать занудные, на уроках не отвлекаться. Скорее бы уж восьмой класс закончить, а там… Там хоть трава не расти, там путяга и в армию. Хорошо, если как брата — в десантные войска. А что? Он тоже выносливый, не хуже Сереги, хоть и отцы у них разные, хоть и родился он у матери до срока маленько, но тоже вот бегает и до сих пор не начал курить. Если надо, пойдет с Алексом из десятого «Б» во Дворец молодежи и через год сможет брейк ломать, не хуже него, хоть высокий, хоть низкий. А с парашютом там или кирпичи пополам ребром ладони — так научат же. Брат писал, что первое дело — выносливость. А подтянуться на перекладине ему, может, единственному в классе, хоть тридцать раз, хоть сорок — не слабо́. Вон Славка-друг — здоровый-здоровый, а только еле-еле десяток тянет. Да что Славка, тот же Алекс, он же, кроме брейка своего и гитары, ну, песни писать еще, а так, что он может? И ему тридцати раз не подтянуться. Есть, конечно, умельцы в спортивных классах, но им же сам бог велел. Нет, главное — выносливость. Это для олимпийского резерва, может, важно, чтобы мяса было много, чтоб гора мускулов — на эту фигуристку Светку Тишкову из параллельного класса смотреть ведь больно, а чтоб в ВДВ — бег, турник, отжимание от пола, уголок держать минут пять…