Матери дома уже не было. И что она всегда так торопится в свой магазин? Медом ей там намазано, что ли? Куда-то собиралась соседка, наводила марафет в коридоре у зеркала. Ну и шляпу она себе напялила! Глаза бы не смотрели…
— Здрась, теть Рит! — впопыхах крикнул ей Грушенков и стал расшнуровывать кроссовки, в который раз сожалея, что у матери там на липучках не нашлось.
— Сколько уже раз говорила, — отозвалась соседка недовольно, — что я тебе не тетя! Тетя — это сестра отца или матери. Тоже мне — племяш нашелся, родственничек выискался! У меня таких тыщи полторы-две за день перед кассой проходят. И все родные до слез. А я тебе — Маргарита Матвеевна. Понял, олух? Так и зови!
Впрочем, все это она говорила ровным голосом, почти без злобы, и поглядывала даже кокетливо в зеркало на себя, на нелепую свою шляпу, которая напоминала Грушенкову солдатскую каску с фетровой розочкой сбоку. Вообще-то эта Маргаритка или Маргарин, как иногда он кликал про себя соседку, была не очень старая — всего-то лет двадцать пять, даже меньше. Но молодилась. Ишь ты — тетей ее не зови! Девушка она, что ли? Куда там!.. А что ворчала, так мать говорит, посиди целый день на кассе, как она, да еще в рыбном магазине, в «Океане», где что ни день, то дефицит выбрасывают, народу тьма, нервы на пределе, а замуж все не берут и не берут, не то, что заворчишь — завоешь в голос, на людей потихоньку начнешь кидаться. Грушенкову, собственно, до фени было, как его обзовут. Олух, так олух. Хоть, как говорится, горшком, лишь бы в печь не ставили. Ему очень хотелось в ванную, под душ. Он туда и направился, скидывая на ходу куртку.
В ванной было замочено соседкино белье, лежали так нахально и кисли Маргариткины кофточки и ночные рубашки, трусики с кокетливыми сердечками и вышитыми цветочками, халаты и маечки — все вперемешку. Не, ну так и знал, так ведь и ждал какого-нибудь подвоха! Ну что за дела? Ага. Соседка вообще-то любила вот так поднакопить, поднакопить грязного белья и замочить на полдня, и вывесить потом в коридоре на всеобщее обозрение, а Грушенкову ходи вокруг да около, любуйся, значит. Фига с два! Он тихонько выглянул в коридор. Маргарин уже надевала пальто. Каску свою она все же забраковала, оставила на вешалке, а повязала цветастый такой платочек. Ага, самый что ни на есть по погоде!
— Мрит Твейна, — ласковым голоском окликнул он ее. — Там дождь будет. Уже накрапывало. Зонтик бы взяли…
Соседка взглянула подозрительно, но зонтик с вешалки сняла, сунула в сумку.
— Ишь, нашелся! Заботливый… — привычно проворчала она и потопала к выходу.