Обернулся к Мартынову: тот вглядывается вдаль так, словно и без оптики все видит — в том числе и то, чего никак не увидать; лицо напряженное.
— Убедительно ваши «пожарные» работают, Матвей Матвеевич. Как там у классика? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»? — шутка, конечно, натужная, но за неимением гербовой пишем на обычной. Тем более что и вправду здорово ребята отработали, чётко по плану… тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, план и факт — они отнюдь не близнецы-братья. И фугасы вовремя рванули, рассекли колонну. И бочки с горючкой технично были установлены, от них головняка фрицам как бы не больше всего оказалось. И «подарки» на обочине, надо надеяться, тоже ко времени-к месту…
«Лишь бы отойти успели», — этого Годунов не говорит и, вроде бы, почти не думает.
Теперь он не по книжкам и отнюдь не гипотетически знает, как они корёжат — потери. Дико думать, что их могло быть больше, а всего лишь один самолёт — это… Нет, не так! Один экипаж. И его больше нет. Кто — будет ясно позднее. Да и не успели толком познакомиться, половину этих девчонок Александр Васильевич, встреться он с ними снова в иных обстоятельствах, и в лицо не узнал бы.
Но для Годунова они — первые, кого он отправил на смерть. Чушь выдумывают писаки, что это легко, если ты уверен, что цель оправдывает средства. Наверняка и о том, что к этому привыкаешь, они брешут, заводчики сивых меринов-сью. То-то видно, как Одинцов привык! И ведь не ищет себе оправданий, за прямой приказ командующего и то не прячется. И сможет ли когда-нибудь вообще воспринимать женские экипажи легких бомбардировщиков как вариант нормы для большой войны — вопрос преогромный…
…Ни командующий оборонительным районом, ни военный комиссар не могли знать, что один из сгоревших танков служит сейчас временным местом упокоения барону Вилибальду фон Лангерману унд Эрленкампу. Судьбу полковника предопределила не столько привычка быть впереди — на коне ли в драгунском полку, на танке ли во главе колонны, — сколько случайность: бутылка с горючей смесью, упавшая в открытый люк, пресекла попытку командира дивизии обуздать панику.
Его кончина будет удостоена скупых строчек в официальных некрологах — в Третьем Рейхе пока ещё верят в блицкриг и воздерживаются от помпезной скорби: не пришла ещё пора внушать нации жертвенную готовность к тотальной войне. Мемуаристы проявят куда большую щедрость, не только приписав командиру четвёртой танковой слова, коих он не произносил (что-то вроде интригующего «я так и не успел…»), но и приукрасив его гибель совсем уж фантастической историей спасения простого панцерштуце. В Большой Советской энциклопедии полковника не упомянут — не та величина, а вот в фундаментальном двенадцатитомном издании «Великая Отечественная война» ему отведут шесть с половиной строк.