На орловском направлении. Отыгрыш (Воронков, Яворская) - страница 71

— Да какой я поэт. Так, любитель.

— Может, ещё чего есть подходящее? Нет? Невеликая печаль, обойдемся тем, что есть. Ты погляди, как сказано, а?

Народы мира, сплотите силы,
Разбейте орды, что сеют зло.
А чтоб вернее рука разила,
Свободы солнце для вас взошло.[2]

— Найдешь кого, чтоб исполнили?

— Надо — значит найду, — уверил партсекретарь, складывая бумаги в картонную папку. — Ну, счастливо тебе, товарищ старший майор. Конь не выдаст, враг не съест, свидимся…

…Годунов выключил лампу, снова прилег. Почему он тогда, в школе, написал в переложении про Оку? В оригинале же Волга была. Местечковый патриотизм? Или рифму искать легче было? А может, посетило его тогда предчувствие, к сознанию не пробилось, а подсознанию что-то да нашептало?..

Три часа сна — роскошь, какой грех не воспользоваться. А ты продолжаешь пялиться в потолок и думать. Думать о тех, кого этой ночью разбудят посыльные. О людях, которые уже вовлечены в происходящее и которых только предстоит вовлечь. Судьбы меняются. И никак не узнать, как отразится на одной судьбе создаваемая тобой, Саня Годунов, альтернатива. Игнатова вот. Или необыкновенного старика с княжеской фамилией Оболенский. Или бригвоенврача… как его фамилия? Смирнов?

Да, верно. Как же ты сразу не сообразил-то?! И что с того, что Смирновых на Руси едва ли не больше, чем Ивановых-Петровых? С должностью фамилию соотнеси — и все очевидно, очевидней некуда.

Вспомнилась книга, что стояла в ряду других самых любимых на полке над письменным столом. На внешней стороне истёртой бумажной обложки значилось: М. Мартынов, А. Эвентов, «Подпольный госпиталь». На внутренней каллиграфическим почерком было выведено: «Александру от Надежды в день 23 февраля». Надя-Надежда-Надюха, соседка по парте и первая любовь четырнадцатилетнего Саньки. Она превозносила до небес его стихи и не таясь посмеивалась над увлечённостью краеведением. А книжку всё ж таки подарила… Одним из героев этой документальной повести был Вениамин Александрович Смирнов, главный врач «русской больницы», спасшей сотни людей — военнопленных и горожан. Тот самый бригвоенврач, который сегодня так отчаянно вцепился в возможность эвакуировать раненых…

Судьбы меняются. И ты, к счастью, всё-таки видишь — как.

Глава 11

30 сентября 1941 года,

Орёл


Сержант Дёмин тоже не спал — впотьмах огонёк папиросы казался почти что красным, тревожным.

«М-да, вот так и начинают грешить излишней впечатлительностью», — укорил внутренний голос.

Узнав, куда предстоит ехать, комсомолец — наверняка ведь комсомолец, сто из ста, — Дёмин удивления не выказал. А может, и вправду не удивился. В ночных сумерках, когда лицо едва различимо, чужая душа — вдвойне потёмки.