— …Ты, оставив тленный венец царства земнаго, избрал еси безмолвное житие, и ныне праведно венцем нетленным увенчанный, на небесех царствуеши, исходатайствуй и нам, смиренно молим тя, житие тихое и безмятежное и к вечному Царствию шествие неуклонное твоим предстательством устрой нам…
Годунов обернулся на едва слышный шорох. Поодаль стояла девушка в светлом платье, тёмные косы уложены венцом, у ног — узел. Молчала. Ждала.
— …Предстоя же со всеми святыми престолу Божию, молися о всех православных христианах, да сохранит их Господь Бог Своею благодатию в мире, здравии, долгоденствии и всяком благополучии в должайшая лета, да присно славим и благословим Бога, в Троице Святей славимаго Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Священник медленно осенил себя крестным знамением. Посмотрел на девушку.
— Что ты, Машенька?
— Я вещи принесла. Не очень много, все, что собрать успела. Макаровы помогли, дед Петро, даже переселенцы наши. Главное — пеленки для Сёмушки. Валюша поделилась, — девушка улыбнулась, но заметно было — напряженно, тревожно.
— Что ж ты пешком да по темноте? — встревоженно проворчала Степанида.
— Да чего тут идти-то, тёть Стеш? И когда б я потом пришла? Оглянуться не успеешь — на работу пора, а до вечера дело не ждет.
— Племянница моя Мария, — пояснил священник Годунову. — Одёжу для погорельцев принесла. Подожди меня тут, Машенька, я гостя провожу, а там и поговорим.
— Тороплюсь я, дядь Вань, мне ещё для Валюшки сготовить…
Она и вправду торопилась, частила, едва переводя дух. «Как будто бы боль заговаривает», — подумалось Годунову. Вот и Степанида, и отец Иоанн глядят на неё, почти не тая тревоги.
Вышли вчетвером, последней, чуть приотстав, Степанида. Мария, поспешно простившись, ушла.
— Вы на неё не серчайте, — почему-то шепотом проговорила Степанида. — Муж у неё без вести пропал, на той ещё неделе…
— Тут вот ещё какой вопрос, — как будто бы продолжая разговор, прервал псаломщицу отец Иоанн. — Я ж при архиве числюсь. Иные документы вывезли, а осталось-то куда больше.
— Не волнуйтесь, с этого дня вы по другому ведомству. Кому бумаги ваши передоверить, найдём, — он отвечал священнику, а думал о его племяннице. Об очередной случайной-неслучайной встрече.
Нет, не легче тебе от того, что ты знаешь, ничуть не легче!
В дороге он опять не смог ни подремать, ни подумать о предстоящем. В мыслях было другое. Личное, иначе и не скажешь.
Вспоминался отец. В одну из последних встреч зашёл у них разговор, почему Годунов-старший так и не вступил в партию. Отец ответил сразу, видать, сам себе на этот вопрос давненько ответил: