Но Моэраль все равно был рад, что убил его.
–Надо же, зад монашки, шатун, – удивленно проговорил Вардис, подходя к Моэралю. – Никогда раньше не встречал… Что, интересно, помешало ему заснуть?
Холдстейн молча пожал плечами. Слуги, не дожидаясь приказа, уже принялись устраивать могилу под раскидистой сосной.
«Задержка не будет долгой», – подумал Моэраль. – «Пожалуй, пусть заодно и шкуру с медведя снимут. Подарю Ирвинделлу…».
Несколько длинный сосновых иголок опустилось на плечо. Моэраль рассеянно смахнул их, но к темной ткани камзола немедля прилипло еще с десяток. А потом сверху захрустели ветки, и Холдстейн вскинул голову.
Человек, одетый в серые рубаху и штаны, пятнистые от налипшей грязи, уже почти спустился. Моэраль видел худые руки, все в темных пигментных пятнах, и копну седых нечесаных волос. Похоже, пока один путник погибал в лапах медведя, второй успел залезть на дерево.
–Помочь? – прокричал Моэраль, но старик справился сам.
И Холдстейн увидел, что перед ним вовсе не старик, а просто худой, грязный, раньше срока поседевший мужик.
–Санни- то убили, – пробормотал он, глядя на растерзанное тело. – Что делать теперь? Что делать?
Лохматая голова покачивалась, в болотно-зеленых глазах застыли вместе страх и удивление. Моэраль шагнул было вперед, преодолевая гадливость – седой выглядел сумасшедшим, а умалишенных Холдстейн не любил – но человек шарахнулся от него. А затем и вовсе, бросился прочь, подобрав подол засаленной рубахи.
–Как-то странно, – сказал Моэраль.
Вардис, не спуская глаз с зарослей, кивнул.
Шкуру снимали долго. Уже вечерело, когда отряд возобновил свой путь. Огромный вонючий бурый тюк нагрузили на спину заводной лошади. Несчастная кобыла, чуя медведя, косилась и пряла ушами.
Останки зверя оттащили к берлоге, где лесному хозяину не удалось провести зиму. Местным лисицам да волкам вечером предстоял большой пир.
Моэраль чувствовал себя усталым. Очень хотелось спать, а до ночлега оставалось еще часа два пути. Бодрость, наполнявшая во время схватки с медведем, улетучилась. Стало еще холоднее. Голову наполнила всякая ерунда. То вспоминалась кухня в королевском дворце, то переправа через Муор, когда ветер сорвал плюмаж со шлема отцовского рыцаря… То мысли обращались к странному мужику, нашедшему спасение на дереве…
Он был так погружен в думы, что не заметил человека, внезапно возникшего на пути. Впрочем – не только он. Солдаты тоже устали, потеряли бдительность. А скорчившийся у сосны нищий, накрывшись старым драным плащом, походил на камень. Он недвижимо сидел, пока мимо ехали охранники, но резко распрямился, едва лишь с ним поравнялся конь Моэраля.