Несколько месяцев я трудился в строительном тресте столицы. Потом меня направили на стройку в Молдову, а оттуда в горы, на другую стройку. С тех нор мы в Бухарест больше не возвращались. Началось наше долгое скитание по стране. Пия ушла из школы. Она набрала частных учеников, преподавала на стройках, где я работал. Инженеры и техники брали у нее уроки, и мы сводили концы с концами. Зарабатывала она больше меня. Я обучился новому ремеслу, и оно начало мне нравиться. Я сидел у чертежной доски, двигал линейку вниз и вверх, пользовался циркулем и угольником, высчитывая углы, и, когда у меня расчеты сходились, вдруг обнаруживал, что насвистываю от радости.
«В черчении, — говорил я себе, — все четко. Знаешь, Леонардо, пусть попробует кто-нибудь доказать мне, что треугольник — это квадрат, или что четыре равные стороны не образуют квадрата, или что квадрат гипотенузы не равен сумме квадратов катетов…» О флорентинец, чьи кости покоятся вместе с королевскими останками в развалившейся часовне… Твои чертежи, твои помыслы и стремления теснят друг друга. Порой они остаются незавершенными, порой возносят тебя ввысь… Но ты пускаешься в погоню за новыми открытиями, твой дух мечется в поисках истины. Так ищет племя кочевников недосягаемую землю обетованную. У этого племени нет своей земли, как и у неутомимых геометров, связанных между собой не кровным родством, а общими радостями, горестями и надеждами. …Мы были первопроходцами и изгнанниками, спутниками в пути. И поскольку своей земли у нас не было, а чужая нас не устраивала, нам пришлось искать ее, глубоко погружаясь в свой внутренний мир.
Прошло семь лет, и после долгих странствий мы наконец застряли в М. Я считал, что достиг той степени мудрости, когда без волнения можно оглядываться назад, в то время как жизнь течет себе дальше. Но в этом своем течении жизнь готовила мне очередную плотину, которую предстояло преодолеть.
В тог день я находился в бараке административного корпуса. Было двенадцать, время обеда, и мы слушали пение полевого жаворонка. Именно с жаворонка все и началось. Кто-то из наших слышал эту птицу в городе, в мясной лавке, и мы все бросились туда на нее посмотреть.
Над кафельным прилавком между мясными тушами висела клетка, а в клетке громко пела птица, словно репродуктор, включенный на полную громкость. Ученик мясника, рубивший на деревянной колоде мясо, рассказывал, будто осенью жаворонки сотнями пересекали Дунай, направляясь к нам в Добруджу, потому что в Яломице, откуда они летели, развелось много коршунов.