Из Петрошани доносился слитный шум, напоминающий жужжание пчел в улье. Вагонетка плыла над этими таинственными огнями и звуками, над этим удивительным ночным миром, спокойно перевозя Онисие в Аниноасу. В обратную сторону медленно двигались огни Петрошани, сливаясь в единое слабое зарево, тонущее в могущественной и всепоглощающей черноте зимней ночи.
Когда вагонетка приблизилась к одной из опор, поддерживающих тросы, Онисие впервые почувствовал, что холод пробрал его до костей, и попытался размять окоченевшие руки и ноги. Вагонетка продолжала медленно плыть, как черное привидение, над молчаливой замерзшей землей.
Вскоре тросы повисли, слегка прогибаясь над глубокой пропастью. Преодолев ее, вагонетка подошла вплотную к высокой железной опоре, на мгновение остановилась, как бы опираясь на нее, и, зарядившись новой энергией, поплыла дальше, над еще более глубокой пропастью, на дне которой слабо мерцали огоньки Дылжи. Но как только Дылжа осталась позади, вагонетка вдруг остановилась. Механический скрип колес, скользящих по тросу, замер, и все погрузилось в тишину.
Это случилось, вероятно, не позднее половины одиннадцатого. Онисие притулился на дне вагонетки и стал ждать. Он засунул поглубже руки в карманы; между ними и рукавами куртки все же оставался узкий просвет, через который проникал такой пронзительный холод, что ему казалось, будто руки стянуты ледяными наручниками. Боль разливалась от запястья вверх, до самой груди, резкая и острая боль, и унять ее было нечем. И тут Онисие впервые подумал, что все же лучше было бы ему отправиться домой пешком. Но он тогда добрался бы до своих не раньше полуночи. Хорошо еще, что сегодня нет ветра. Канатка вскоре опять тронется, и все будет в порядке. Онисие с трудом достал кисет и скрутил себе цигарку.
Он выкурил ее почти до конца, однако вагонетка все еще не тронулась с места. И вот именно в то мгновение, когда он затягивался в последний раз, произошло несчастье. Это было похоже на то, как будто от внезапной искры раздался взрыв. Так случается иногда в шахте, когда скапливается и взрывается газ и вагонетки с углем взлетают в воздух, а на полу подземных коридоров остаются лежать тела, в обгоревшей одежде, со спаленными волосами, рядом с лошадиными трупами, загораживающими проходы.
«Газ», по-видимому, проник в голову Онисие еще тогда, когда он забрался в вагонетку, а теперь взорвался. Если б не вспыхнула искра, вполне возможно, что и взрыва не было бы, но искра все же вспыхнула, и Онисие ощутил, будто где-то глубоко внутри все в нем рухнуло. Редко человек может нанести самому себе такой удар одной-единственной коротенькой мыслью. Вот она, эта мысль, эта искра: завтра рождество! (Кабина дальше не пойдет, канатку остановили на два дня.) Впрочем, последняя мысль, которая, в сущности, была заключена в первой, вряд ли успела всплыть на поверхность его сознания. «Газ» взорвался и в одно мгновение разрушил все.