Мысли рвались вперед, быстрее рыжего коня, к пище, которая — это протопоп хорошо знал — его ожидала.
Добравшись до деревни, он направился прямо в церковь. Был полдень, солнце стояло высоко, пора бы уж кончиться утрене и начаться обедне.
Отец Влад, покинув его у входа на колокольню, вернулся к своей коляске, огрел бичом арабского жеребца — и был таков. В спешке у него не оказалось ни времени, ни возможности предупредить собрата о владычном объезде, и протопоп свалился сюда как снег на голову.
Протопоп Илие величественно проследовал во двор. Какие-то старушонки суетились у могил. Двери церкви закрыты. Оттуда не слышно ни молитв, ни песнопений. Он поднялся по лестнице, нажал щеколду, подергал сильнее — храм божий заперт. Старухи завидели его и, робея, приблизились.
— Где священник? — грозно вопросил он.
— Не знаю, ваше высокопреподобие, — сказала одна из старушек, — с зари поджидаем. Не видать его что-то.
— Вечор он сзывал на молитву? — возвысил голос благочинный.
— Не слыхала я, отец протоиерей, — поспешно ответила другая.
— А ты помолчи, глухая тетеря! Не сзывал он, батюшка. Только мы все равно пришли — даром, что ли, зовемся православными?
— А другие люди — прихожане? — допытывался епархиальный благочинный.
— Постояли-постояли да и разошлись, потому как трактир открылся.
Разгневанный протопоп направился в канцелярию, то есть к поповскому дому, старухи — за ним, и от этого он разозлился еще пуще. А здесь попадья хлопотала по хозяйству, босая, в одной юбке, она рубила траву утятам и время от времени отгоняла прутом стайку детишек, не дававших птице спокойно кормиться. При виде красной камилавки она в забвении чувств опрокинула на птиц целое корыто кукурузной муки и — шасть в дом! Пострелята в испуге дунули к изгороди.
Отец протоиерей подождал подождал, да как начал колотить посохом по полу галереи!.. Никого. Потом стали выползать соседи.
— Посмотри-ка, кто там дома, — мрачно обратился протопоп к одной женщине. — Позови кого-нибудь открыть мне канцелярию.
Соседушка забежала с заднего хода и вернулась со словами, что попадья, мол, просит прощения: она не может выйти, потому что не одета.
— Пусть, это ее дело! Мне она не нужна! — гремел протопоп, потрясенный этаким бесстыдством. — Пускай выходит священник.
— Она говорит, болен он.
— Так ведь не при смерти!.. Пусть выйдет на минуту со мной поговорить!
Женщина опять скрылась, посовещалась с хозяева ли и вскоре принесла ответ:
— Говорит, он совсем заплошал, и она отправила его в больницу.
— Кого? — растерялся его высокопреподобие.
— Батюшку, — выпалила женщина.