Протопопа в жар от злости кинуло. Он снял камилавку, вытер пот полосатым платком и поднял глаза к небу. Трудолюбивое солнце уже встало. Голод давал о себе знать. И негде было разжиться пищей или хотя бы повозкой, чтобы доехать до соседнего села, к попу Макарию — небось тот живо, в одну минуту схватит цыпленка, обваляет его в кукурузной муке и зажарит.
— А давно ли болен батюшка? — вспомнил его высокопреподобие свои обязанности христианина, требовавшие жалости и снисхождения к страданиям ближнего.
Женщина, которая, как соглядатай, переносила слова с улицы в дом и из дома на улицу, смутилась и снова бросилась было бежать к попадье, когда вмешался какой-то мужчина:
— Да какой он больной, когда я его чуть свет видел здесь неподалеку, на Озерной поляне. Их много людей там было, задумали они косить траву. Всем миром работали, как обычно в воскресенье. Я спросил, почему он не отложит это дело на после службы. А он говорит, как бы потом не пошел дождь.
Протопоп от удивления рот раскрыл, у него даже пересохло в горле, а то бы, пожалуй, выругался.
Тут-то и объявился как из-под земли пономарь.
— Сию минуту батюшка бежит сюда, — выпалил он, едва переводя дух. — Нас мальчонка предупредил, что вы изволили пожаловать, — суетился он, целуя руку, вцепившуюся в палку.
— Значит, не болен он и не в больнице! Все это ложь! — скрежетал зубами протопоп.
— Да нет, больной он, только что делать, работа не ждет, — пробормотал пономарь. — Батюшка едва ноги волочит. Да вот и сам он явился.
Поп Болиндаке еле передвигал ноги, и вид у него был виноватый; извинениями и мольбами он склонил протопопа, по-прежнему гневавшегося, смилостивиться и войти в дом, где все и разъяснилось. Поп был болен и ушел на рассвете, попадья же подумала, что он — как и собирался — в больнице. Но он не решился оставить работу, которую задумали всем миром еще среди недели.
— Хорошо, но служба? Ведь сегодня воскресенье! Как ты осмелился оставить народ без божественной литургии? — гремел протопоп.
— Так ведь, ваше высокопреподобие, такое дело, я-то все равно не могу служить, едва на ногах стою, — ответил греховодник. — Сговорился было тут с отцом Митрофаном, из монастыря, чтоб он за меня отслужил службу. Ему и поминания принесли, и ладану да еще полтора лея посулили. Разве могло мне в голову прийти, что он не сдержит слова! — стонал поп, ломая руки. — Кабы знать, я все равно стал бы служить, пускай прямо в алтаре упал бы…
— Почему вечор не сзывал на службу?
— Так ведь я — сами изволите видеть — сильно больной был!
— А звонарь?
Звонарь (которого здесь не было, и поэтому о нем говори что душе угодно), звонарь напился и запамятовал.