— Да если ты и женишься, так мы разве собаки, чтоб не прожить вместе два-три года.
— Потеряем лес Иошки-бача, ему тоже нужны деньги, он и продаст, не станет нас дожидаться.
— Через год найдем у кого-нибудь другого.
— Да ребенок нам сейчас совсем ни к чему!
— Насчет ребенка ты глупостей не говори, жена, ты родишь не батрака и не нищего. Все мы дома, здоровы, земля у нас есть, отец тоже крепкий, чего ж ребенка оплакивать? Родишь его, и пусть живет нам на радость!
— Значит, сгнил картофель?
— Сгнил.
— А кукурузу там, наверху, на холме, ты смотрел?
— Та, что наверху, как будто получше.
Ночью Янош без сна ворочался в постели. Как сказать детям насчет зеркала? Терезе оно нравится, оно так украшает комнату. Нет, он не отдаст зеркало и выгонит графа за ворота. Янош посоветовался бы с Арпадом, Арпад мягче, чем Тереза, но завести разговор было нелегко. Он все вздыхал, переворачивался с боку на бок, кашлял.
— Тебе не спится, отец?
— Не спится.
— Наверно, сейчас никто в селе не спит, уж очень все расстроены.
Сон бежал от них.
— Арпад!
— Что, отец?
— Знаешь, зачем приходил господин граф?
— Хотел переночевать в гостинице?
— Нет. Он приходил, чтобы я либо заплатил ему за зеркало, либо отдал обратно. Вот зачем он приходил.
Арпад тихонько засмеялся.
— Отдай ему, отец. И когда тебе кто-нибудь скажет, что ты, — Арпад чуть было не сказал «тряпка», но удержался, — что ты человек мягкий, можешь поверить — это так и есть.
— Слыхано ли, чтоб барин так поступал?
— А тебе удивительно?
— По-твоему, нечему удивляться?
— У них — нечему!
— Как будто ты их знал!
— Я-то их не знал, но скажи теперь сам: были они когда-нибудь щедры или хорошо платили за работу только потому, что у крестьянина денег нет? А может, ждали, если крестьянин не мог вовремя долг уплатить? Ну-ка расскажи, ведь об этом ты никогда не рассказывал.
Янош молчал. Рассказывать было нечего.
— Отец!
— Чего тебе?
— Почему они тебе не противны?
Янош глубоко задумался.
— Почему же они должны быть мне противны? В те времена так было: он барин, ты мужик. Ты ему скажешь: «Целую ручки», он ответит, и все тут. А расчеты велись с Имре, с Лаци. Барин ничего и ведать не ведал.
— Ведать не ведал? Лежал на пуховых перинах и ничего не ведал, бедняга! Кто-нибудь в селе любил его?
— Да за что ж его было любить? Не за что, сам знаешь! Сильвестр говорит: «Ежели бы он не продал землю, нам негде было бы купить, за это ему спасибо». Но любить-то его никто не любил.
— Если бы у него не было земли, то была бы у вас.
— Это как же — у нас?
— Ох, отец, как тебе не понятно? Ежели бы его деды и прадеды не скупали землю и не… Ты что, отец? Вот тебе раз, он уснул!