— Снайпер!
Коммандер моментально его засёк. Этот горе-стрелок устроил себе позицию на самом удобном месте — на широкой крыше одноэтажной, выжженной пристройки, нависающей над улицей. На этот раз палец сжимает два крючка, и спаренные стволы выдают поистине адскую очередь инфернального огня, который за долю секунды обратил в пыль снайпера.
— За нашу свободу! — кричат с обратной стороны, и Данте с омерзением воспринимает суть этих слов.
— За свободную Республику Прованс! — поддержали бойца другие солдаты.
Ещё одна волна противников, под прикрытием миномётов хлынула на улицу из улицы напротив. Парень спрятался, уходя от плотной стрелковой пальбы, меняет спаренную обойму. Где-то рядом бьёт мина, вспарывая землю, затем ещё одна поодаль от укреплений, разворошив выгоревшую старую машину.
— Сколько их там!?
— Человек пятьдесят! — ответил солдат и тут же поплатился за то, что выглянул — его лицо изрешетило, оросив серые кучи бетона алой кровью.
— А нас сколько!?
— Отделение, господин!
В руках Данте оказывается большой цилиндрический предмет, выкрашенный в оранжевые полоски на металлике. «Палач» срывает чеку и кидает в столпотворение врагов, которые медленной волной практически к ним подступили.
— Ловите! — прикрикнул парень, забрасывая гранату.
И за один миг срединная часть улицы Барла скрылась в огненном, жарком полотнище, накрывшее рукой пламенной бури всех врагов, самый настоящий шторм, взвившийся до небосвода, залил это место. Асфальт стал чёрным словно уголь, и начал плавиться, будто сливочное масло на тёплой сковородке. Никто не ушёл от жуткой кары — тела всех противников теперь разбросаны по выжженной дороге, прожарившись до хруста и сжавшись в позу эмбриона.
Неистовый жар, подогревающий спину, пропал. Данте выглянул и удивился — концы металлической арматуры у укрытий оплавлены и опустились к земле, а впереди для взгляда нет ничего примечательного, лишь кучи угля и пыли, гоняемые ветром.
По доспеху забарабанили дождевой дробью капли, отмывая его от прилипшей сажи и крови. Данте обратил взгляд к небу. Серое, хмурое и безликое, наполненное скорбью и печалью — всё это Данте может сказать о своей жизни и о днях грядущих. Да и что он несёт кроме этого? Впереди дела рук его — обугленные тела, позади картина не лучше. Он понимает, что воюя во славу Рейха он несёт возмездье прогнившим элитам, на ровне с теми, что были в Сиракузы-Сан-Флорен, но часть его возмездья касается и обычных людей, которые стараются всего лишь защитить себя и тот маленький мирок иллюзий, где они гордые граждане независимой страны, которая есть оплот свободы и демократии, а прогресс и наука, свет веры и понимания, несомые Императором — диктаторская ересь, от которой следует отказаться. Они не понимают, что убогостью своего существования они обязаны рыночным элитам, превратившимися в новую аристократию и безумным сектантам, заменившим духовенство, которые нищету и хилость бытия оправдывают свободой.