Приглядись.
Я шагнула ближе и поводила лучом фонарика. И снова увидела лишь землю и кирпичи, блестящие сапоги Вильгельма и больше ничего.
– Здесь пусто, – повторила я, не без легкого раздражения.
– Вильгельм!
Я резко обернулась и посветила фонариком в пролом, из которого уже выползала моя мать. Краем глаза я увидела, как солдат прижал треуголку к груди и отвесил галантный поклон.
Джинетт.
Мать встала рядом со мной.
– Ты спросила у него, почему он назвал себя пленником сердца? – Ее теплая рука нашла мою, и я поняла, что на ней нет перчаток. Мы обе как по команде повернулись к нему, и я впервые увидела его во плоти и крови – его пронзительные голубые глаза и бугристый розовый шрам на виске. Я даже рассмотрела заштопанную дыру на его рукаве и ямочку на подбородке.
Мать сжала мою руку и поняла, что она это тоже заметила.
Наши взгляды встретились, однако Вильгельм никуда не исчез. И, похоже, удивился этому не меньше, чем я. Затем он посмотрел на мою мать, и его взгляд смягчился. Давно пора.
Ее лицо осветила ответная улыбка.
– Скажи нам, Вильгельм, почему ты зовешь себя пленником сердца?
Не могу вам сказать. Это мой позор.
Все еще держа мать за руку, я шагнула ближе.
– Мы не станем тебя осуждать. Ты наш защитник, и ты спасал меня не один раз. Я чувствую к тебе одну лишь благодарность.
Потому что вы не знаете.
– Как ее звали? – спросила моя мать. – Ту девушку, что украла твое сердце?
Присмотритесь. Там в углу.
– Хорошо, мы посмотрим. Но сначала скажи нам ее имя.
Я почувствовала, что он хочет уйти, но мы с матерью не давали ему этого сделать, не желая отпускать, пока не получим от него ответ.
– Назови нам ее имя, Вильгельм. Это та самая девушка, что вела дневник?
Он улыбнулся. Mередит. Нет. Это не Мередит. Я спас ее, когда она была ребенком.
– Тогда кто она такая? – спросила я.
– Если ты скажешь нам, мы поможем тебе обрести прощение. Поможем покинуть это место, – добавила мать.
Его взгляд потух.
Мой удел – защищать женщин вашей семьи. Мередит научила меня это делать. И теперь это мое наказание.
– За что? – спросила я.
Его вздох эхом прокатился по холодному подземелью и стих в наших ушах и сердцах.
За мое предательство. За то, что я позволил ей умереть.
– И как она умерла? – спросила я.
Она утонула. Я не знал, что она на корабле. Я не знал, как ее спасти.
– Кого? Ты о ком? – едва слышно прошептала моя мать.
Кэтрин.
Мы с ней переглянулись, затем вновь посмотрели на Вильгельма. Но его уже не было.
– Кто такая Кэтрин? – спросила Джинетт.
Я закрыла глаза, пытаясь мысленно представить себе фамильное древо Приоло. Насколько я помнила, имя Кэтрин там было в ранней части древа. Я столько раз изучала его, что выучила почти наизусть.