Вскоре я въезжал в открытые ворота усадьбы Чешков. Вылез с кряхтением из кабинки, как старый дед с откляченной задницей. Умнолицый боярин сам вышел встречать меня на крыльцо своих хором в сопровождении круглолицей красивой супружницы, подавшей мне с поклоном братину с хмельным мёдом. Выпил, поцеловался. Приятно!
Во внутренних помещениях повстречали молодого, изящного паренька, безбородого и с большими, чуть грустными глазами, заметно похожего на хозяина хором. При виде нас вошедших он вскочил и отвесил глубокий поклон. Сразу узнал одного из шайки скуластого.
– Сыне мой младшенький, Глебушко, – с теплотой отрекомендовал его боярин, – на лету вся ятит. Мнозе языцы владает. Добры приспешник[626] взрастае ми.
– Весь в тебя растёт, боярин, – согласился с ним.
Надеюсь, что меня, загримированного, он не узнал. Сам, наверное, шифруется перед отцом. Отхватил тогда от меня люлей. Не выдержал и улыбнулся ему. Глеб удивлённо вскинул бровь. Боярич не стал бы подчиняться простолюдину. Значит, в городе орудует шайка золотой молодёжи. Скучающие мажорики придумали обряжаться простолюдинами и устраивать драки с городскими пацанами.
В каждом доме свои порядки. Вступили в трапезную все вместе. Чета Чешков села во главе стола. Меня посадили по правую руку от хозяина. Возле матери присел Глеб. Пришли и заняли свои места за столом четверо служивших Даниле детей боярских, мужчин далеко не молодого возраста.
Холопы в расшитых рубахах подали первую перемену блюд, состоящую из жареных кур, начинённых кашами с кусочками репы. В стеклянных фужерах оказалось дорогущее бургундское вино. Боярин улыбнулся, видя мою реакцию, и подтвердил:
– Несмь коегождо сея званца[627] угощаю сей лепостью, а токмо воистину дублия[628]. Не мнил, иже ты тако преобразишься из чада полошна, тиха в мужа разумом обильна, речьми вместна.
Выпили за здоровье гостя, то бишь моё. Следующим тостом я предложил выпить за красоту боярыни Елены, напомнив сюжет из Троянской войны Гомера. Не знаю, попал ли я в струю традиций, но Даниле были приятны мои слова. Далее на столе появилась курячья уха с лапшой, затем пироги с потрохами куриными. Под каждое новое блюдо провозглашался какой-нибудь тост. Разговорились о древней истории, об Александре Македонском, о Пунических войнах. Я этими эпохами не особо интересовался, но кое-что помнил, чтобы поддержать разговор. Глеб пялился на меня с завистью. Я даже начал бояться, что он всё-таки признает во мне беглого холопа.
Мне был больше интересен средневековый период с рыцарями, турнирами и прекрасными дамами. Я мог по памяти продекламировать «Песнь о Роланде», но поэма была слишком длинна. Описал слушателям только самую суть произведения. Неужели Димон смог заучить где-то этот средневековой шедевр? Оказалось, я наделён скиллом помнить из своего времени любой текст, если хотя бы один раз его прочитал. Уфф, даже в пот бросило от этого открытия.