– Добра здравия те, благий княжич Дмитрие!
Был бы потрезвее, не стал так словесно испражняться.
– На пирах и в нужниках не кланяются, тем более Баламошке. Хотя какой я теперь Баламошка. Нет его больше, как и княжича. Растворились оба в тумане. Князем меня теперь нарекли, Волежским. Во как! – поднял со значением указательный палец. – Тебя-то я знаю, Данилыч. А с тобой давно хотел познакомиться и перетереть кое об чём.
Ребята переглянулись непонимающе.
– Дорошка я, Черняй, сын Глазунов, – назвался чернявый подросток.
– Мя Данилычем не рекли паки, – улыбнулся сын дипломата, – Глешкой се рекомах, ово Балясом. Тя мы не зазрили[686] Баламошкою николиже, княже Димитрей.
– Баляс и Черняй, готично! Меня можете Змеем прозывать. Имел в детстве такую погремуху из-за имечка. От Игоряна трансмутировало в Горыныча. Ну, а далее – понятно. Упс, я же Димоном тут должен числиться. Не берите в голову мои выражи… выражу… выражовывания. Блин, как же меня тут у вас растащило. Пойду-ка я, пока ноги носят, к своей кормухе.
Чего-то я действительно зарапортовался. Ребятишки на меня посматривали глазами приготовленного к кастрации кота. Глешик вдруг о чём-то вспомнил и колыхнулся задержать мой отход:
– Княже Дмитрие, отич рече ми, иже с тей в вяцки пределы ехати нать. Егда починати наряжатися?
– Княже, возьми мя с сей в поход такожде. Войским детелям казан, – взялся упрашивать меня Дорофей.
– Завтра, пацаны, обо всём поговорим. Сейчас у меня в голове тараканы бастуют. Завтра приходите.
Попрощался с донельзя удивлёнными бояричами рукопожатием. Догадались, что надо делать в ответ. А что? Пора хорошие традиции понемногу вводить в оборот.
Шумный пир близился к завершению. Знать понемногу стала разбредаться, если кто ещё мог шевелить конечностями. Душа уже ничего не воспринимала: ни вина, ни пищи, ни музыки, ни разговоров. Дико хотелось спать. Забрал сытых и довольных гудцов и побрёл в свою обитель.
Сны мне редко запоминались. Если же чего-то такое зацеплялось за остовы сознания, то только что-то порнушное. Возможно, если бы меня не разбудил Тренька со своей плутовской рожицей, то и этот сон тоже забылся. А приснились мне друзья – боевые собратья, оставленные в прежнем времени. В отряде каким-то боком затесались гудцы Мирон с Треней, необычно смотрящиеся в боевых камуфлягах. По сюжету сна мы все были оснащены почему-то луками со стрелами, мечами и дротиками, исторически правильно называющимися «сулицами». Ожидали в засаде чехов, в смысле – чеченов. Внезапно пришло осознание, что я совершенно не умею пользоваться раритетным вооружением. Даже по́том прошибло. Ещё больший шок сразил, когда у напавших врагов обнаружились обычные автоматы, гранатомёты и прочее вооружение моего времени. Сознание деловито спрогнозировало неизбежное пришествие полярного пушистого зверька. Оставалось только надеяться на чудо. Вовремя улыбчивая моська слуги вмешалась.