Внук Донского (Раин) - страница 70

Далее с подачи боярина Морозова, ведущего себя как полноправный спикер, дума перешла к общим вопросам. Пожелало выступить сразу несколько участников думы. Начались долгие и скучные обсуждения хозяйственных тем. Заслушивались дьяки, читающие свитки с докладами тиунов и волостелей, решались споры между владельцами поместий, принимались решения по татьбе в различных местах государства. Владельцы поместий всерьёз опасались, что смерды не смогут выплатить аренду и взбунтуются. Просили князя хотя бы на год снизить денежный выход в казну.

Князь прервал боярское нытьё величественным движением руки и подозвал спикера. Морозов в свою очередь подозвал думного дьяка и шепнул ему что-то на ухо. Дьяк стремительно исчез за дверями зала и через минуту вернулся, торжественно провозгласив:

– Киличей[430] поставленника велика князя Московска боярина Ивана Дмитриевича Всеволожа к князю велику Звенигородску и Галицку Юрию Димитриевичу.

В зал энергичной походкой вошёл моложавый мужчина в богатом узорчатом малахае, с еле заметной растительностью на скуластом, азиатском лице. Склонившись перед троном, он протянул свиток. Подошедший думный дьяк забрал послание из рук посла и передал князю. Мельком взглянув в развёрнутую бумагу, государь обратился к послу:

– Сказывай, муж московски, с чем пожаловал в град славны Галич.

Последовало витиеватое изложение сути привезённого документа со всеми возможными пожеланиями и любезностями. Если отбросить всё лишнее, то в нём боярин Всеволож, оставленный на управление всеми делами московского княжества, пенял князю Юрию, что тот порушил крестное целование и не исполнил должный выход ордынский с уделов своих в требуемый срок. Скоро новый выход надобно де готовить, а старого всё ещё нет. Временщик московский желал знать, когда князь Звенигородский исполнит предначертанное в докончальной грамоте и назначит точную дату посылки в Москву денежного сбора.

Князь, выслушав посла, велел вернуть ему грамоту на том основании, что в ней не указано должного к нему почтения.

– Нелеть ми, старейшу средь сынов Димитревых, простым титлом наречатися. Буде верно чертана сия грамота, восприму ея. До той годины она для нас незрима, – высказал он свой вердикт огорчённому послу.

– Сие порушение порядия, к брани меж государями ведуще! – воскликнул он.

– Аще несть порядия царёва, ино буде по ми, – внушительно поставил точку отец.

– Тако ты, княже Звениградски, благодаришь государя велия за избытие[431] града тея от потока татарския? – с трудом нашёлся что сказать посол.

– Князю старейшу лишче ми требно быти летами, – резко ответил князь и знаком велел завершать аудиенцию.