– Иже реще, бояре, советочи мои? – произнёс он приунывшим боярам, когда посол удалился. – Сами зрите, иже нелеть ослабити выходы. Державе нашей ноли оскуда прииде. Аки возрастити[432] их несуть требе.
Боярин Единец неожиданно сообщил, что в Чухломе смерды избили и поглумились над волостелем – ближайшим родственником боярина Морозова. Местная дружина оказалась не способной справиться с народным бунтом из-за малочисленности. Позднее я узнал, что вокруг этого города многие сёла и деревни принадлежали конкурирующим между собой княжьим любимцам – Морозову и Жеховскому. Да и сам город фактически являлся яблоком раздора между ними. Взяв себе в прямое подчинение Галицкий удел, князь Юрий хотел отдать Борису Васильевичу обширную Жеховскую волость в удел вместе с городом Чухлома в качестве столицы. Стараниями боярина Семёна этот замысел тогда не осуществился.
По побагровевшему лицу отца было понятно, что эта крайне неприятная весть застала его врасплох. Бояре тоже не на шутку разволновались. Шумно пообсуждав возникшую проблему, они предложили послать карательный отряд против крамольников. Государь предложил тысяцкому обдумать этот вопрос и с напряжением в голосе обратился к боярину Единцу:
– Коими речами по разбойну ряду в моём княжестве ты мя учудишь паки, боярин Кирияк?
– Днекратно татьбу малу правим, драгий княже. Деяний мнозе паче, же ты, государь, преду не велил речений по сему. Укажи дьякам роспись содеяти дельма тя, – высказался побледневший уродец своим хрипучим голосом.
– Фокий Плесня истекал из тея узилища[433]? – поинтересовался князь, заметно закипая.
– Правда тея, княже милостивы. Прости, не рех о сем, – заметно перепугался уродец. – Ят бысть тем же днем.
Люди с садистскими наклонностями часто оказываются кончеными трусами и лгунами. Лишний раз убедился в этом.
– Один он стек, ово кои с ним быша паки? – продолжил напирать князь, с трудом сдерживая гнев на нерадивого служаку.
– Холоп уноты с ним стек, рекомах ся Макашкой, такожде ят, – последовал неуверенный ответ.
Отец недоумённо воззрился на меня, я в свою очередь на него.
– Дабы[434] сих сидельцев к ми в палаты прилещити. Самолично доводство содею, – постановил князь.
– Государь мой благолепый! – хрипло вскричал Кирияк. – Израдник Фокей помре надысь от язвий[435]. Холоп уноты сечен бысть зельно. В беспамятстве он есть дненощно[436].
Отец выразительно взглянул на меня и кивком головы разрешил Единцу сесть. Уродец торопливо исполнил правителю поклон и с облегчением сел на своё место.
Неожиданно и не только для меня правитель предложил назначить руководителем карательной экспедиции меня и ободряюще подмигнул мне. Ожидаемо возразил князь Жеховской: