— А что мистер Уимборн думал по этому поводу?
— Мы не успели обсудить с ним это дело. Мы как раз собирались это сделать, но тут пришла телеграмма от Мартины.
— Вы не предпринимали никаких дальнейших шагов?
— Предпринимала. Я написала на тот адрес в Лондоне с пометкой «переслать адресату» на конверте, но не получила никакого ответа.
— Очень любопытное дело... Гм... — Инспектор пристально посмотрел на нее. — Что вы сами думаете об этом?
— Не знаю, что и думать.
— Какова была ваша реакция в то время? Вы считали письмо искренним или были согласны с отцом и братьями? И ваш зять, кстати, что он думал?
— О, Брайан считал это письмо искренним.
— А вы?
— Я... не была уверена.
— А какие чувства оно у вас вызвало, если предположить, что эта женщина действительно была вдовой вашего брата Эдмунда?
Лицо Эммы смягчилось.
— Я очень любила Эдмунда. Он был моим любимым братом. Письмо показалось мне именно таким, какое написала бы такая девушка, как Мартина, при данных обстоятельствах. Описанный ею ход событий был совершенно естественным. Я предположила, что 'к моменту окончания войны она либо снова вышла замуж, либо была вместе с каким-то мужчиной, который защищал ее и ребенка. Потом, возможно, этот человек умер или оставил ее, и ей показалось правильным обратиться к семье Эдмунда, как он сам того хотел. Письмо мне показалось искренним и естественным, — но, конечно, Гарольд сказал, что если его написала самозванка, то это была женщина, которая знала Мартину и владела всеми фактами и поэтому могла написать очень правдоподобное письмо. Мне пришлось признать справедливость его утверждения, но все равно...
Она замолчала.
— Вам хотелось, чтобы оно было настоящим? — мягко спросил Крэддок.
Эмма с благодарностью посмотрела на него.
— Да, мне хотелось, чтобы оно было настоящим. Я была бы так рада, если бы у Эдмунда остался сын...
Крэддок кивнул.
— Как вы говорите, письмо на первый взгляд кажется достаточно искренним. Что удивительно — так это последующие события, внезапный отъезд Мартины Крэкенторп в Париж и то, что потом она не давала о себе знать. Вы ответили ей доброжелательно, были готовы принять ее... Почему же тогда, даже если ей пришлось вернуться во Францию, она больше вам не писала? Это в том случае, если она настоящая Мартина. Если же она самозванка, то, конечно, это проще объяснить. Я думал, что вы могли обратиться к мистеру Уимборну, а он предпринял расследование, которое испугало женщину. Но вы мне сказали, что этого быть не могло. Однако возможно, что один из ваших братьев сделал нечто подобное. Возможно, у этой Мартины было такое прошлое, которое не выдержало бы проверки. Она могла предположить, что ей придется иметь дело только с любящей сестрой Эдмунда, а не с упрямыми, подозрительными деловыми людьми. Она, возможно, надеялась получить у вас деньги для ребенка — впрочем, едва ли он теперь ребенок, скорее мальчик лет пятнадцати или шестнадцати, — а вы бы не стали задавать ей вопросов. Но вместо этого она обнаружила, что ей придется столкнуться с чем-то другим. В конце концов, я думаю, возникла бы серьезная юридическая проблема. Если Эдмунд Крэкенторп оставил сына, рожденного в законном браке, он стал бы одним из наследников состояния вашего деда?