Таймер достигает нулевой отметки, но вспышки света все равно не происходит — на самом деле все наоборот, ведь в момент нашего прибытия в лаборатории темно и нет ни души, так как сейчас полночь и никто не работает. Все, — думаю я про себя, — прошло довольно-таки безболезненно.
У нас над головой начинает завывать и сверкать сигнал тревоги. Спустя минуту, в зале собирается отряд морпехов в шлемах и бронекостюмах, и мы оказываемся на прицеле их пулеметов.
Мы поднимаем руки и сдаемся, а тем временем за тысячи километров от нас жизненные пути Эда-В и Сэма-В начинают слегка отклоняться от наших.
Допрос превращается в настоящий кошмар, пока не появляются парни из ЦРУ — агенты Малхёрди и Уайт, которых мы изумляем тем, что узнаем их в лицо и называем по имени. Они объясняют, как и почему наши альтернативные «я» (мы-В) помещены под наблюдение из-за деятельности, представляющей потенциальную угрозу миру, и как наше внезапное появление здесь при том, что мы по-прежнему находимся под наблюдением в Англии, может иметь отношение к экспериментам Эда-В. Мы с Эдом пытаемся мысленно разобраться в происходящем. Теперь мы — это альтернативные версии Эда и Сэма. Продолжить цепочку — это уже наша обязанность.
Наблюдать за этим с другой стороны попросту жутко. Мы так предсказуемы. Я замечаю, что мысленно заканчиваю предложения, которые произносит мой двойник.
Все происходит почти точно так же, как и в прошлый раз. Диски переходят из рук в руки. Раскрываются пароли для путешествий во времени. Мы передаем электронные чертежи для машины времени; Эд, правда, отказывается от предложения сохранить копию, замечая, что он вряд ли будет строить такую машину сам. Мы провожаем своих двойников из альтернативной Вселенной, которые отправляются на два дня и еще одну наносекунду в прошлое.
Правда, одно существенное отличие все-таки есть. На этот раз последний совет Эда звучит иначе. — ЖЕНИСЬ НА ДЖЕН.
Эд-В выглядит изумленным и даже не тянется к аварийному выключателю.
Поступок Эда привел меня в бешенство, но в то же время почему-то не вызвал удивления. Может быть, он и правда считает собственную жизнь игрушкой. Может быть, он думал, что оказывает своему альтернативному «я» услугу или же в решающий момент просто не сумел устоять перед возможностью вмешаться в будущее.
В итоге я ему ничего не сказал, потому что и говорить было нечего. Пусть мы никогда не узнаем о судьбе других Эда и Сэма, я надеюсь, что у них все хорошо.
Пока мы летим домой ночным пассажирским рейсом — на этот раз никакой сверхзвуковой движухи, увы — Эд сверятся со своими часами, чтобы выяснить, сколько времени мы в общей сложности потеряли, а я в порядке подготовки к возобновлению наших жизней с того момента, как мы покинули дом, судя по всему, три дня назад, пытаюсь сделать вид, что ничего этого и не было. Между собой мы решили не вносить коррективы в наши дни рождения. Объяснить это нашим семьям было бы слишком сложно.