— Не, не припомню такого. Может, и встречал кого похожего, но назвать не берусь.
— Ясно, — я повернулся к чете Барсуковых. — А вы что скажете?
— Он это, — прошептала Зинаида Генриховна. — Точно он.
Под «ним» она очевидно понимала своего покойного деда, но, прежде чем я успел это уточнить, вмешался Барсуков. Изобразив щелканье пальцами сразу на обеих руках — на обеих щелкнуть не получилось — он громко заявил:
— Да что ты несешь?! Это курьер почтовый, Тимофеев. Наш земляк. Вместе же с ним из Петербурга на санях ехали.
— Вы уверены? — спросил я.
Барсуков заверил меня, что точно он, и тотчас спросил:
— Это что ж, он меня обобрал?
— Не будем спешить с выводами, — сказал я. — Пока что подозрения на него только косвенные.
— Это как? — не понял Барсуков.
— Сейчас объясню, — сказал я. — У вас в кошельке было пятьдесят рублей. Этот Гвоздь нанял местного любителя животных присматривать за псом, который очень похож по описанию на вашего оборотня, и заплатил ему, представьте себе, аккурат пятьдесят рублей. Пять червонцев. Правда, без кошелька.
Я вытащил из кармана свернутые в трубочку червонцы.
— Не, это не моё, — открестился Барсуков и руками изобразил всю бездну своего сожаления по этому поводу.
— Вы ведь даже не посмотрели толком, — сказал я.
— Так а на что смотреть? — отозвался он. — Вы же сказали: пять червонцев, а у меня ни одного червонца не было. У меня было так, — он сложил ладони вместе и развел их в стороны, как бы открывая книжку. — Одна банкнота в двадцать пять рублей. Она лежала в отдельном кармашке. Степан старинный сервиз присмотрел, который отдают за эту сумму, я собирался завтра пойти его смотреть. Кроме него у меня было четыре банкноты по пять рублей и остальное по одному рублю. Вот так у меня было.
— Интересно, — протянул я, одновременно убирая деньги обратно.
Такого поворота я не ожидал. Даже поверив Мишке, я до последнего считал, что деньги-то — те самые. А если нет, то действительно, зачем понадобились пятьдесят рублей мертвецу?
— Хорошо, давайте пока вернемся к часам, — предложил я.
— Ага, они так-то поценнее будут, — тотчас поддержал меня приказчик.
— Это был бабушкин подарок деду, — тихо сказала Зинаида Генриховна. — Он очень им дорожил и просил положить с ним в гроб, но вот супруг мой заартачился.
Последнее слово прозвучало с такой долей осуждения, что если бы это Марьяна говорила Мишке, тот бы уже на полу без чувств лежал.
— Живым нужнее, — хмуро бросил в ответ Барсуков.
— Как будто, дорогой мой, у тебя своих часов не было, — недовольным тоном произнесла Зинаида Генриховна. — Всё жадность твоя. Как же, антиквариат за пять тысяч в землю зарыть!