— Придет время, до всех доберемся, — заверил я. — А здесь мы не лясы точим, как вы изволили выразиться, а проводим следственную работу.
— Что-то не вижу пока никакого следствия, — с некой долей язвительности пробасил купец.
Не иначе, уверенность обрел. Это он зря. Хотя, быть может, это я зря позволил ему оправиться.
— Желаете следствие? — спросил я. — Извольте. Самоубийство вашего племянника уж больно подозрительно выглядит.
Тут купец прищурился. Глазки щелочками стали, на скулах желваки заиграли. Сразу понял, куда я клонить собираюсь.
— Никак убийство подозреваешь?
— Именно, Артем Поликарпович, — заверил я. — Есть подозрение, что не так всё просто в этом деле. Вот скажите, кому смерть Андрея была выгодна?
Купец огляделся, словно ожидал увидеть убийцу в своей конторке. Жаль, зеркала там не было.
— Кому? — буркнул купец.
— Так вот ведь и выходит, что более всех вам. Во-первых, по достижении восемнадцати лет вы должны были выплатить Андрею двадцать пять тысяч.
— И что? — перебил купец. — Должен был, уплатил бы. Я сам полмильёна стою. У меня деньги на обоих в банке лежат, в дело просятся, а не трогаю.
— Как вы сами недавно сказали, — спокойно продолжил я, — денег много не бывает. Хотя в этом плане у них свой плюс всё-таки есть. Их поделить можно. А вот Катерину…
Наверное, надо было завернуть к этой новой версии как-нибудь поделикатнее, а я поторопился. Вскочив на ноги, купец метнул в меня папку с бумагами. Я едва увернулся. Удачно, кстати, поскольку вслед за папкой Золотов сам на меня бросился. Я рефлекторно ногой пихнул вперед свободный стул. Купец налетел на него и вместе с ним рухнул на пол. Стул с громким хрустом приказал долго жить.
— Убью! — проревел купец и начал подниматься.
Я смахнул на него со стола все папки. Купец зарычал, поднимаясь на четвереньки, и отряхнулся, точь-в-точь как собака. Бумаги разлетелись по всей комнате.
— Буйствовать изволите? — осведомился я. — Это вы напрасно.
— В шею! — прохрипел купец. — В шею гнать! Хлыщ поганый! Убью!
Я понял, что беседа расклеилась окончательно, и вышел, громко хлопнув за собой дверью.
— Дядя опять сердится? — донесся откуда-то сверху ангельский голос.
Маргарита Викторовна стояла на самой верхней ступеньке. Она уже успела переодеться в золотистое платье с кружевами и взирала сверху, словно опечаленный ангел.
— Похоже на то, — признал я. — Извините.
— Да бог с вами, Ефим Родионович, — барышня развела руками. — Дядя от любой искры готов вспыхнуть. Да вы и сами видите, что он за человек.
— Вижу, — согласился я. — На сопротивление властям это пока не потянет, но, в принципе, задержать его можно. Пока не остынет.