— Ох, Ефим, — сказал он. — Я думать, это вам быть интересно.
Как оказалось, пули не прошили тело графа насквозь, и это позволило сразу же заметить еще одну рану на груди. Узкая и неширокая, она была нанесена тонким лезвием прямо в сердце.
— Хм… — произнес я. — То есть его сразу и зарезали, и застрелили?
— Сразу — очень тонкий слово, — не спеша ответил доктор. — Время быть близкий, но я не думать, что это быть одновременный. На другой сторона, он не жить с любой эта рана. Да, время близкий. Очень близкий.
— Дык я о том и толкую! — вновь встрял дьякон. — Цельная банда их была!
— Ну, как минимум двое, — согласился я. — Этот след, как я понимаю, от ножа?
— Вероятно. Или вот этот предмет, — Клаус Францевич указал на меч в руках рыцаря.
Я аккуратно, стараясь не наступить на кровь, перешел к доспехам. При ближайшем рассмотрении они оказались бутафорией чуть ли не из жести, хотя и выглядели, как настоящая броня. Я приподнял похожее на клюв забрало шлема. За ней какой-то паучок свил паутинку, но кого он там ловил, для меня осталось загадкой. Мухи через такую мелкую решетку на забрале точно не пролетели бы.
Вытащив из кармана лупу, я тщательно осмотрел меч. Тот был здоровенный — вроде бы их называли двуручными — и, в отличие от брони, выглядел самым что ни на есть настоящим. Лезвие было наточено и начищено до блеска, однако ни следов крови на нём, ни отпечатков пальцев на рукояти я не обнаружил.
— Мы ничего не трогали, — поспешил заверить меня дьякон. — Даже их сиятельство. Чтобы, значица, картинку преступления не смазать ненароком.
— И даже не проверили — жив ли он? — удивился я.
— Как можно?! — дьякон возмущенно всплеснул руками. — Конечно, Анна Владимировна самолично убедилась в кончине их сиятельства. У нее еще с войны с япошками опыт имелся. Она как увидела, что их сиятельство убитый, тогда и сообщила горестную весть. Мы сразу злодеев искать кинулись. Анна Владимировна при их сиятельстве осталась. Халатиком его прикрыла, чтобы по-людски всё было, и в одиночестве горюшко горевала. Всю картинку преступления для вас сберегла, а вы говорите!
— Вот за это спасибо, — ответил я, и повернулся к доктору. — Клаус Францевич, еще чем-нибудь порадуете?
Он вздохнул и покачал головой.
— Что тут может быть в радость, Ефим? Мертвый человек. Уже час как мертвый. Я бессилен помогать.
— Час? — удивился я и посмотрел на дьякона.
Тот развел руками:
— Ну дык пока туда-сюда, — пролепетал он. — Времечко-то и убежало.
— Целый час? — повторил я.
— Так не засекали, — ответил дьякон. — Вот только от доктора и узнали, что цельный часик набежал.