– Что, возможно, и к счастью, – сказал дядя. – За сотую того, что в этих витринах было, все бы потом сели…
Я спросил у дяди, как складывались дальше отношения с Марковыми. Слишком разные профессии, ответил он, разъезды, война, а Елена Алексеевна умерла в блокаду…
Мы с дядей смотрели через улицу на огромный дом. Я сказал дяде, что еще недавно, в середине 70-х, этот дом лет пять простоял на капитальном ремонте. Все полы и потолки, как при этом водится, были обрушены.
– Ну, вот, может, что и нашлось, – сказал дядя, садясь в подошедшее такси. Мы оба и предположить не могли, что он как в воду глядел.
Несколько позже я рассказал об услышанном сотоварищу по Нахимовскому училищу, тогда делавшему стремительную карьеру в дежурной службе милиции города. У старшего офицера милиции, к тому же юриста, я хотел узнать, каковы были бы права того, кто во время капитального ремонта обнаружил клад, спрятанный полвека назад. Естественно, открыто его предъявив.
– Спросил, тогда слушай, – сказал подполковник милиции.
И рассказал, что когда за несколько лет до того в кладке стены Гостиного двора бригада ремонтных рабочих обнаружила шестнадцать кирпичей золота, то с самим золотом проблем не было, – обернутые в газету его бруски отвезли на Литейный, 4, при этом просто-напросто на трамвае – а некоторые проблемы возникли лишь с бригадой рабочих. По закону (1970-е годы) нашедшие имели право на четверть клада, но отдать четыре кирпича золота в частные руки?! Милиция гоготала. Задача заключалась лишь в том, как несоблюдение закона, который никто и никогда не думал соблюдать, обставить законно. В действиях рабочих следовало найти криминал. Его, конечно же, нашли: на уголке одного из брусков были обнаружены следы ножовки… Виновника посадили, остальных припугнули, и те были счастливы, что удалось так отделаться.
– Вопросы есть? – спросил подполковник.
Лет через десять после того, как не стало дяди, меня потянуло раскапывать историю семьи, и я разыскал своего четвероюродного брата, внука Константина Викторовича Маркова и тоже Константина. Как дед и отец, он тоже был горняком. Более того, он и жил в том самом доме и даже в той самой квартире (точнее, в малой ее части), где жил еще его дед и в которой в середине 1920-х годов В. М. участвовал в неудачных поисках.
Узнал я и подробности жизни Константина Викторовича. Это был, несомненно, яркий представитель того поколения российских деятелей, удивительную генерацию которых породило время великих реформ царствования Александра II. Россия как государство вся еще была в родимых пятнах крепостного права, но к концу XIX века уже появился целый слой людей (при этом из всех сословий), ощущающих себя европейцами. Характерной их чертой было то, что они стремительно взрослели, быстро реализовались как профессионалы, а по тому, что умели и чего достигали еще в ранние годы, уверенно превращались в деятелей значительного масштаба.