Сон Геродота (Двалишвили) - страница 11

Я закончил читать показания, сложил пергамент и отложил в сторону. Одно время мы оба молча смотрели друг на друга.

– И кто же все – таки настоящий убийца? – спросил я с недоумением.

– Этого я не знаю, – сразу ответил судья, будто бы ждал такого вопроса.

– Вот если бы вы смогли взять показания у князя перед смертью, то его рассказ многое прояснил бы.

– У меня скоро будут показания князя.

– Как? Откуда? – Удивленный, я с недоверием посмотрел на судью.

– Дело в том, что князь и не умирал, хотя от нанесенной раны его жизнь некоторое время находилась в опасности, и он пролежал в беспамятстве две недели. До определенного времени мы скрывали это, так нужно было для дела.

– Ну и что он говорит? Кто настоящий убийца, вернее я хотел сказать, кто же все-таки ранил его?

– Не знаю, именно сейчас я собирался навестить князя. Если хочешь, поедем со мной.

Князь оказался мужчиной средних лет, худой, с желтовато-землистым цветом лица. При нашем появлении он немного приподнялся с постели и с ожиданием посмотрел на нас.

– Как вы себя чувствуете, князь? – спросил Вамег, и на лице его промелькнула ободряющая улыбка.

– Лучше, сравнительно лучше. И головная боль прошла. Только рана немного беспокоит.

Больной посмотрел на нас. В его взгляде не было и следа интереса или любопытства. Это был уставший взгляд человека, которому уже все безразлично.

– Врачи сказали, что вы хотели меня видеть, что бы узнать, как все произошло на самом деле.

– Да, если это не причинит вреда вашему здоровью.

Вместо ответа князь только махнул рукой, сел на кровать более удобно и начал рассказывать.

– В то утро я один спустился в подвал, приказав слугам подождать наверху. Я знал, что предстоит тяжелая беседа. Несмотря на имевшееся у меня бесспорное доказательство, сердце мое и чувства никак не могли примириться с той мыслью, что собственный сын хотел меня убить. О, как я желал, чтобы все это оказалось сном! Или чтобы мой мальчик смог отвергнуть эти обвинения. Известно, что даже утопающий хватается за соломинку, поэтому и спустился к сыну. Сейчас знаю, почему так поступил: я готов был поверить любому вранью, лишь бы не оказаться перед страшным выбором – как поступить с сыном, который поднял руку на родного отца. Наверное, поэтому я не обратил внимание на те искры радости, которые промелькнули в глазах моей супруги, когда я открыл дверь в подземелья и начал один, без охраны, спускаться по лестнице. Войдя к сыну, двери оставил полуоткрытыми.

При виде меня Торнике упал на колени, и из его глаз полились слезы.

– Отец, я не хотел вашей смерти! Это все мама, мама! Она заставила! Даже сюда, в заключение, передала кинжал, чтобы я вас убил. Но я не хочу, не могу!