Таким образом, и в матери Сесиль обнаружила все ту же неполноценность, которую наблюдала у сына. Однако — что было ужасно для Эдуарда — у матери это объяснялось всего лишь низким социальным положением, тогда как у Эдуарда — низким душевным складом.
Так что в глазах Сесиль этот визит нанес Эдуарду последний удар. Анри ни единым словом не позволил себе намекнуть Сесиль на свои чувства по отношению к ней, зато оставался язык взглядов, никогда не обманывающий юные сердца, и Сесиль, не раз замечавшая краску смущения на лице Эдуарда, без труда поняла, что молодой человек полностью отдавал себе отчет в щекотливости своего положения; поэтому когда Сесиль, прощаясь с г-жой Дюваль и Эдуардом, по обыкновению, подставила лоб матери и протянула руку сыну, одна лишь г-жа Дюваль ответила на это двойное проявление дружеских чувств, поцеловав девушку в лоб. Эдуард ограничился только поклоном.
Гости еще не уехали, когда явился врач; он предписал всего лишь смягчающее питье, посоветовав соблюдать тот же режим.
Сесиль очень хотелось провести ночь в комнате матери, но все еще не оправившись от смущения из-за того, что случилось прошлой ночью, она уступила настояниям г-жи де Марсийи и ушла к себе.
Оставшись наедине с собой, девушка погрузилась в раздумья о событиях минувшего дня, мысленно представляя себе Эдуарда и Анри; однако нетрудно догадаться, что при сопоставлении двух молодых людей Эдуард вскоре отошел на задний план и мало-помалу вовсе исчез из памяти девушки, полностью уступив место своему сопернику.
Следует сказать, что при других обстоятельствах Анри гораздо быстрее сумел бы завоевать бесхитростное сердце девушки, но в это время сердце ее терзала мучительная тревога: состояние здоровья г-жи де Марсийи, ускользавшее от легкомысленной, беззаботной маркизы, не могло не привлечь самого пристального, заботливого внимания Сесиль. Девушка чувствовала, что мать смертельно больна, и даже наедине с собой считала преступной любую мысль, не относящуюся к баронессе.
Поэтому Сесиль окружала мать самыми ревностными и самоотверженными заботами, на какие только способна преданная дочерняя любовь. Ведь именно в момент расставания с теми, кого любишь, начинаешь осознавать всю бесценность мгновений, которые осталось провести с ними, и горько упрекаешь себя за часы равнодушия, удалявшие нас от них. Все свое время Сесиль проводила теперь в комнате баронессы, покидая ее ненадолго лишь в часы трапез, не задерживаясь за столом ни на минуту. Что же касается маркизы, то она время от времени навещала баронессу, но, по ее словам, так любила дочь, что не могла долго выносить вида слишком явных разрушительных воздействий болезни на нее.