— Где сейчас гражданин Брежнев?
Пожилой охранник тяжело вздыхает.
— В гостиной на первом этаже.
— Проводи.
— Не нужно, — вмешиваюсь я — дорогу туда я знаю.
Мы в сопровождении двух автоматчиков идем по коридорам особняка вчерашним путем, в голове моей ощущение полного дежавю. Суток не прошло, как я снова здесь и снова вижу все эти стены, эти двери и прекрасный сад за окнами. Словно и не было ничего — ни пленки, ни бессонной ночи, ни стрельбы на Лубянке… Как и вчера, входим в просторную светлую комнату с камином, и снова там за столом сидит Брежнев — правда, сегодня он не в спортивном костюме, а в темных брюках и в белоснежной рубашке. На столе перед ним снова графин с водкой и пепельница, полная окурков. Чувство дежавю усиливает мерное тиканье настенных часов и открытое окно с развивающимися на сквозняке занавесками…
Из вчерашней картины резко выбивается только черный пистолет, лежащий рядом с пепельницей, и пиджак, небрежно брошенный на спинку стула. Да еще свернувшийся змеёй темный галстук на белоснежной скатерти стола. Видно, Брежнев куда-то собирался с утра, но плохие новости отменили его планы. Теперь вот сидит, напивается с горя — графин ополовинен.
— Комитет Государственной Безопасности. — Литвинов делает отмашку ксивой и сразу берет быка за рога — Гражданин Брежнев вы арестованы, сдайте личное оружие.
— Явились, вороны — Ильич не трогается с места — Кровь почуяли?
— Кровь — это скорее по вашей части — не могу смолчать я.
Брежнев переводит на меня тяжелый мутный взгляд, и в глазах его отражается узнавание.
— Русин, ты что ли…?! Так ты тоже оказывается, из этих… — он кивает на Литвинова и морщится так, словно лимон проглотил.
— Леонид Ильич, с чего вдруг такое пренебрежение к КГБ? У вас вон в друзьях сразу три Председателя Комитета — бывший, отстраненный и исполняющий обязанности! Это я про Шелепина, Семичастного и Захарова.
— В друзьях? — пьяный Брежнев нехорошо улыбается — Не смеши, Русин! Где они, эти друзья?! Втянули в свою аферу, а сами начали действовать за моей спиной…
— Так вы же не маленький, знали, на что шли, когда давали свое согласие на убийство Хрущева.
— Да не хотел я его смерти! Думал просто выиграть время и мирно Никиту на пенсию отправить.
Хорошая попытка отмазаться. Даже сделаю вид, что верю. Только ведь в моей истории именно Брежнев настаивал на физическом устранении Хрущева — собственно Семичастный прямо рассказывает об этом в своих мемуарах.
— А вот подельники ваши по-другому решили. Переиграли они вас, Леонид Ильич!
— Чему радуешься, Русин? Думаешь, Никита тебе всю оставшуюся жизнь благодарен будет? Так он добра не помнит — завтра перешагнет и забудет! А вот я в отличие от него умею быть благодарным. Промолчал бы, не лез, куда не надо — мог бы большим человеком стать, Русин.