— Вы что, защищаете его? — округлив глаза, повернулась Джой к Джанин. — После того, как он вас ударил?
— Я просто хочу сказать… если бы это было правильным, тогда не было бы таких психов, как он.
Иззи пристально посмотрела на нее.
— Такой чуши, переворачивающей все с ног на голову, я еще не слышала.
— Неужели? Вы же хотите защищать детей законами, которые наказывают насильников, растлителей малолетних и убийц. В чем здесь разница?
— Разница в том, что они еще не дети, — возразила Иззи. — Это эмбрионы.
— Быть может, они нерожденные, но уже люди.
— Бог мой! — воскликнула Джой. — Заткните ей рот, или я сама это сделаю.
Джанин скрестила руки на груди.
— Простите. Я понимаю, что он безумец, но вы не сможете назвать мне ни одной веской причины, по которой можно убить ребенка.
Луи посмотрел на нее.
— Она права, — прошептал врач, и остальные недоуменно уставились на него. — Не существует ни одной веской причины, чтобы убить ребенка.
Ему стало вспоминаться все, что он увидел за эти годы: девочку-подростка из Сирии, которой необходимо было прервать беременность после того, как ее изнасиловали во время войны, а разрешения от родителей она получить не могла, потому что те погибли во время той самой войны.
Шестнадцатилетнюю девчонку, которая хотела прервать беременность на девятой неделе, но родители встали у нее на пути со своей религией, и поэтому ее аборт был отложен на целых шесть недель, пока она искала юридические лазейки и собирала деньги.
Четырнадцатилетнюю девчонку, которая хотела оставить ребенка, но ее мать настояла на том, чтобы дочка сделала аборт.
Пару лет назад пришла одна двенадцатилетняя девочка на шестнадцатой неделе беременности. В сопровождении матери-истерички и стоика-отца. Вцепившаяся в ободранного плюшевого кролика, она была спокойна до отстраненности. Сказала, что забеременела от соседского мальчика, но во время приема в клинику, когда осталась с адвокатом наедине, запнулась на собственной лжи и призналась, что ребенок — от ее отца. Мужчину копы тут же взяли в наручники и увели, но девочке-то все равно необходимо было прервать беременность.
Пока Луи проводил процедуру, он все время с ней разговаривал. «То, что случилось с тобой, ненормально, —пояснил он.— Но не ты в этом виновата». Она молчала и вообще вела себя не как двенадцатилетний подросток. Ей так и не позволили побыть двенадцатилетней девчонкой. Луи лишь надеялся, что однажды, когда девочка будет вдвое старше, она вспомнит доброту мужчины, который не причинил ей вреда.
— То, чем мы здесь занимаемся, — повернулся Луи к Джанин, — чем я здесь занимаюсь, иногда позволяет детям оставаться детьми.