— Обедию? — повторила Бет.
— Тук-тук, — произнесла Менди.
— Кто там?
— Обедия.
— Какая обедня? — подыграла Бет.
— Мы еще к заутрене не ходили.
Менди закрыла глаза.
— Стив рассказал мне эту шутку, а после этого все покатилось в тартарары. Пришел врач, включил аппарат и стал проводить исследование, а потом побелел как полотно. — Она покачала головой. — Это был не тот врач, который наблюдал за ходом моей беременности. И я точно помню, что он сказал. «У плода генетические аномалии, несовместимые с жизнью».
Бет ахнула.
— Это называется аринэнцефалия. Случается тогда, когда два сперматозоида одновременно оплодотворяют одну яйцеклетку. У плода есть сердцебиение и стволовая часть мозга, но головной мозг не развивается. Если ребенок и родится, то умрет в первый же год жизни. — Менди посмотрела на Бет. — Я не хотела прерывать беременность. Я истинная католичка.
— И как вы поступили? — спросила Бет.
— Зашла в Интернет и посмотрела фотографии детей с подобной патологией. Это было… ужасно. Знаю, есть матери, родившие детей с серьезными патологиями и считающие их благословением небес. Это было сродни холодному душу — признаться самой себе, что ты не одна из них.
— А ваш муж?
— Он сказал, что у нас безмозглик, — подняла голову Менди.
Бет прыснула и тут же зажала себе рот рукой.
— Не может быть!
— Может, — ответила Менди, едва заметно улыбаясь. — Он так и сказал. И мы засмеялись. Смеялись, смеялись — до слез.
— А сейчас… у вас есть дети? — робко спросила Бет.
Менди встретилась с ней взглядом.
— Я прекратила попытки после третьего выкидыша.
Повисло неловкое молчание, и Бет прокрутила в голове другой сценарий: тот, где ей хватило смелости признаться отцу, что она беременна, тот, в котором она доносила ребенка до срока и отдала его на воспитание таким, как Менди.
— Наверное, вы меня ненавидите, — прошептала Бет.
Менди долго молчала. Потом подняла голову, задрав подбородок и глядя в потолок.
— Ненависти нет, — осторожно ответила она. — Если мы обе расскажем наши истории, даже самые закоренелые борцы за жизнь воспримут мою как трагедию. А твою — как преступление. Забавно, — задумалась она. — Ты, будучи несовершеннолетней, не можешь выражать зрелый взгляд на жизнь, поэтому в твоем случае эмбрион получает защиту, которой нет у тебя, как будто его права важнее, чем твои собственные.
Бет пристально посмотрела на нее.
— И что будет дальше?
— Через пару дней тебя выпишут из больницы. До суда ты будешь находиться под стражей.
На кардиомониторе Бет появились резкие скачки.
— Нет! — воскликнула она. — Мне нельзя в тюрьму.