— Следовательно, мы можем говорить об известной модели насилия…
— Выключите телевизор, — выдохнул Джордж.
Он даже не видел экрана. Перед глазами стояла пелена, и единственная мысль в голове — что Лиль слушает эти бредни.
— Все ведь было не так, — простонал он и явственно ощутил на бедре вибрацию телефона, зазвонившего тогда, в 2001 году, в Боснии…
Он выполнял свой долг, а на него спустили всех собак. Подумать только — Лиль слушает всю эту дребедень! В детстве она всегда была принцессой, а он должен был играть роль принца, который спасает ее от людоеда, или из зыбучих песков, или от злой королевы. Она всегда видела в нем только героя.
А что теперь?
Он схватил то, что ближе стояло, — лампу — и швырнул ее в стену.
Женщины закричали. В телефоне заорал полицейский, пытаясь привлечь его внимание.
Он сбросил звонок.
Вот так, черт побери! Теперь он их внимательно слушает!
Хью все еще держал телефон в руке — хотя в трубке уже было тихо. Во время их последнего разговора он услышал два важнейших сообщения на заднем фоне: голос Рен и рассказ по телевизору о военном прошлом Джорджа.
Хью опустился на стул и взъерошил волосы пятерней. Когда он был юн, Бекс постоянно приглаживала его вихры. Наверное, это было разумно. Ведь нужно выглядеть прилично в глазах окружающих, даже когда фотокамеры выключены и двери закрыты.
В критический момент кто он — переговорщик с захватчиком заложников или отец? При конфликте этих двух ролей которая одержит верх?
Он поднял голову, пытаясь отыскать командира отряда специального реагирования.
— Где Квандт?
— Я могу позвать его, лейтенант, — поспешно вышел подчиненный.
Взвешивая свои шансы, Хью вперил взгляд в то, что заменяло собой письменный стол.
Джордж Годдард теряет самообладание.
Хью слышал голос Рен.
Его дочь все еще жива.
И, быть может, у него есть один-единственный шанс сохранить ей жизнь.
На него упала тень. Хью поднял голову и увидел стоящего над ним со скрещенными на груди руками Квандта.
— Как я понимаю, вы образумились и согласны, чтобы мои ребята штурмовали здание, коль уж хотели меня видеть? — предположил Квандт.
— Нет, — ответил Хью. — Я хочу, чтобы вы обрубили все коммуникации.
— Что? Зачем?
— Затем, чтобы в здание не проникала информация, не исходящая непосредственно от нас. Я хочу, чтобы вы заглушили телефонные линии, за исключением стационарной связи, по которой я связываюсь с захватчиком. Ни телевизионного сигнала, ни вай-фая, ничего. Нельзя допустить, чтобы он увидел по телевизору что-то такое, что может вывести его из себя.
— А что, если кто-то из заложников попытается выйти с нами на связь со своего мобильного?