«Не знаю, я там не был».
«Сколько потоплено кораблей в Кронштадте?»
«Не знаю».
Тогда офицер хлестнул Добрынина кожаной перчаткой по лицу и отдал какое-то приказание.
К моряку подскочили два автоматчика, поставили его лицом к стене.
«Будешь говорить?»
«Я ничего не знаю!»
С Добрынина сорвали тельняшку; стянув руки и ноги проводом, положили спиной на топчан.
«Будут пытать», — подумал, вернее, почувствовал он каждой клеточкой своего тела. Моряк не боялся смерти. Может быть, она сейчас даже была мила ему на этом страшном, пахнущем кровью и потом топчане.
Человек не знает, никогда заранее не может знать, какие внутренние силы сопротивления живут в нем. Только одно желание владело в эту минуту Павлом: не струсить, не сдаться, не унизить своего человеческого достоинства, остаться верным своему званию бойца, балтийского матроса.
В руках одного из гитлеровцев был какой-то металлический предмет, напоминавший портсигар.
Фашист наклонился над Добрыниным. Страшная боль обожгла тело. Он не знал, что с ним делают, но чувствовал тошноту, запах горелого.
«Будешь говорить?» — опять крикнул офицер, стоявший рядом.
Снова острая, ни с чем не сравнимая боль…
Моряк потерял сознание. Он очнулся на цементном полу в том же подвале. Приподнялся, сел. На груди его справа и слева были выжжены две пятиконечные звезды. Теперь он будет их носить всю жизнь. А много ли ему осталось жить? И узнают ли мать, любимые товарищи о том, что комсомолец, балтиец Паша Добрынин не сдался и в плену, погиб, не нарушив присяги?!
Вскоре за ним пришли. Голова закружилась; тельняшка, которую он с трудом натянул, прилипла к кровавым ранам.
Гитлеровцы вывели вместе с Добрыниным еще двоих моряков. На улице возле дома они увидели танк. Был он горбат, приземист, на борту намалевана какая-то звериная морда,
На танке стоял фашист. Он ухмылялся, глядя на окровавленных советских бойцов. Сердце Добрынина заколотилось. Не помня себя, он стал взбираться вверх по гусеницам танка. Ему хотелось добраться до обидчика, ударить его. Эсэсовец сбросил израненного, шатающегося моряка с танка.
И тут Добрынип заметил стоявшую поодаль женщину. Была она немолодая, в шали, в старом пальто. И чем-то вдруг до боли напомнила Павлу его мать.
«Не сдавайтесь, терпите, сыночки!» — выкрикнула она громко.
Гитлеровец грубо оттолкнул ее.
Потом моряков повели по улице мимо разбитых снарядами домов, мимо пруда, над которым низко склонились деревья. _
Много лет спустя Добрынин со своими товарищами опять пройдет этим путем. Он узнает дом, подвал, где его пытали, узнает один из флигелей бывших царских конюшен, в который втолкнули его к группе моряков.