Смолкает оркестр. В благоговейной тишине возлагаются все новые и новые венки у Вечного огня, сменяется почетная вахта.
Когда последний из отыскавшихся десантников Гавриил Гавриилович Титунин вошел в наполненный людьми зал районного Дома культуры, глаза моряка растерянно скользнули по лицам.
Ему показалось вдруг, что вот та женщина у входа переливала ему тогда в кронштадтском госпитале кровь…
Нет, не она…
И весь вечер, пока на сцену, где он находился в президиуме, моряки вносили овеянные славой знамена, пока сменялся у них почетный караул, Титунину казалось — прошлое возвратилось. Он глядел на экран, где проходили кадры документальной кинолетописи, посвященной Павлу Добрынину, и думал: «Это ведь и моя жизнь, моя боль…»
И слова старшего друга десантников, балтийца, адмирала Василия Максимовича Гришанова, направившего в Петродворец телеграмму, тоже относились к нему, впервые после тридцатилетнего перерыва возвратившемуся в строгий круг славного морского братства:
«Участники этой героической операции своим беззаветным мужеством и стойкостью вписали славную страницу в боевую летопись нашего Военно-Морского Флота. Они шли в бой с именем партии, с твердой верой в победу над фашистскими захватчиками. Бессмертные подвиги участников десанта будут всегда служить примером беззаветной преданности Родине, партии, делу военно-патриотического воспитания советской молодежи.
Прошу передать ветеранам войны, участникам десанта пожелания крепкого здоровья, плодотворной деятельности на благо укрепления военного могущества Советской Отчизны. Желаю трудящимся района больших успехов в претворении в жизнь решений XXIV съезда КПСС».
«Тридцать лет…» — думал Титунин.
В истории государства это период небольшой. Но в жизни человека, прошедшего по дорогам войны, своими глазами видевшего муки фашистского ада, он кажется долгим. А порою и тяжким, когда один за другим уходят в небытие твои боевые товарищи. И Гавриилу Титунину захотелось снова прийти одному к пирсу, к морю, на волны которого он и его побратимы опускали в память десанта венки.
Он пошел туда по вечернему Петродворцу, городу, который сегодня увидел другими глазами…
Отгоревшее не вернется. Нам не поднять с этой земли уснувших в ней навсегда. Не увидеть моряков, занимавших круговую оборону в бетонном кольце Римского фонтана. И тех, кто сражался насмерть у Самсоновского канала, шел в свою последнюю атаку возле «Шахматной горы».
Постоим возле нее, товарищ! И возле огромного разъятого пня, похожего на чашу Вечного огня. Рядом с ним возвышается стройное молодое деревцо. Красный лист, сорванный ветром, медленно парит в воздухе. У этого листа форма человеческого сердца. И куда бы он ни упал, лист укажет, где сражался насмерть боец.